Бледные - Гектор Шульц

– К такому быстро привыкаешь, – сказал мне Колумб, когда мы с ним вышли на улицу, чтобы перекурить и глотнуть свежего воздуха. Правда, курил только Колумб, а я так, стоял за компанию. После четырех часов в студии разболелась голова и свежий воздух точно бы никому не помешал. – Но первая запись… она всегда запоминается, поверь мне.

– Слушай, – вздохнул я. – А откуда у вас деньги на все это? Ну, инструменты, пульты, компьютер.

– Эхо кабачных выступлений, – рассмеялся Колумб, почесав бородку. – Мы ж чаще всего по кабакам выступаем, а там, брат, как повезет. Бывает, что подходит какой-нибудь бандюк, который бабу свою гуляет, и просит исполнить ему «Как упоительны в России вечера». Мы играем, бандюк слезами давится, баба его по стулу стекает, а потом, в конце выступления, хоп… конвертик с наликом. Солидным таким наликом, я б сказал. Или подлетает сурьезный дядя, которому братва днюху закатила, и просит что-нибудь из шансона ебануть. Играем «Снегирей», братва в экстазе, а в конце нате вам премию, пацаны. От души душевно в душу уважили. По первой мы бабки просто так спускали, а потом начали в себя вкладывать. Где «Фендер» удалось японский урвать, где кенты «Гибсон» достали, где пульт купили. Все ж для себя стараемся, понимаешь?

– Конечно. Теперь понятно, – улыбнулся я.

– Так-то не только мы на студии записываемся. Порой шабашку берем, а шабашки и на аренду хватит, и на струны новые, и на кабину. Ну и своим помогаем. У нас и Silver Queen записывались, и Anal Orgy… Ой, пиздец, брат. Дим Димыч кровью из ушей ссал, когда закончили. Все ж грайнд у нас не так популярен, но своим пацанам грех не помочь. Тем более, проставились они так нормально. У Алекса Крейзи, ну, вокалера ихнего, батя на алкашке работает. Вот и подогнали нам потом пять ящиков водяры по блату. До сих пор в кладовке что-то лежит… Ладно, погнали, пока Дим Димыч ворчать не начал. Прогоним еще пару раз твою партию, а там видно будет.

Ну а весной двухтысячного наш первый сингл был наконец-то готов и мы, затаив дыхание, смотрели на двадцать аудиокассет, лежащих на столе в студии. Аудиокассет с нашим творчеством, в которое каждый вложил не только все силы, но и душу. Настин знакомый Асгарот нарисовал обложку и даже придумал логотип, выполненный в стиле неоготической каллиграфии. Готовый результат понравился всем. Даже ворчливому Славику, который разве что не под лупой изучал качество отпечатанных вкладышей, но и он в итоге не смог сдержать довольной улыбки.

– Ну, за это точно надо выпить, – усмехнулся Макс, поднимая над головой пластиковый стаканчик с водкой.

– Определенно, брат, – кивнул Андрей, наливая водку всем остальным. – Я уж грешным делом думал, что на Розанова кровавого орла натравлю и придушу падлюку.

– Все должно быть идеально, – возмутился Славик и ойкнул, когда Андрей притянул его к себе и сжал в стальных объятьях. – Ну, тебя, блин.

– Прекратите близость! – рявкнула Настя. – Это противоестественно.

– Что естественно, то не без оргазма, – буркнул Андрей, но Розанова все-таки отпустил, пусть и слегка помял в процессе.

– А себе можно одну кассету взять? – тихо спросил я и, смутившись, улыбнулся, услышав всеобщий смех.

– Нужно, брат, нужно, – кивнул Макс, положив мне ладонь на плечо. – Колумб нам потом по болванке нарежет. Там звук получше будет.

– О, и автографы еще оставить надо. Вдруг вы лет через десять, как Метла станете? Продашь кассету и на однушку в центре хватит, – рассмеялась Настя.

– Бери выше, сестренка, – важно заявил Андрей. – Трешку. Определенно, трешку. В сталинке, с видом на реку.

– Ну, мечтай в одну руку, сри в другую, там увидишь, какая быстрее наполнится, – осадил его Славик.

– Вот надо тебе, Розанов, всю малину обосрать, – хмыкнул Андрей и поднял стаканчик над головой. – Ладно, хуй с ним, с унылым нашим композитором. Выпьем.

– Будем! – хором крикнули все.

Пьянствовали мы всю ночь, ничуть не заботясь о том, что на следующее утро кому-то на учебу, а кому-то на работу. Я тоже выпил, потому что мама укатила с Гошей в ростовский санаторий, поэтому мог не бояться ни скандалов, ни ремня, который снова раскрасит мою кожу в пурпурный цвет. Да и как тут не выпить. Еще вчера мы просто репетировали, гадали, какие песни войдут в альбом, а теперь результат нашего творчества лежит на столе, в аккуратной пластиковой коробочке.

В семь утра в сознании остались только два человека – я и Вася. Остальные расположились там, где их добил алкоголь. Настя, подперев голову ладошкой, посапывала, облокотившись на Васю, у нее в ногах храпел Андрей. Туалет занял Славик. Его нашли мирно спящим и обнимающим унитаз, а Макс прикорнул на кухонке, подложив под голову пакет с картошкой, непонятно каким образом там оказавшийся. Спали все, кроме меня и Васи.

Я молчал, с улыбкой вертя в руках кассету. Молчала и Вася, прижавшись ко мне, как маленький, нахохлившийся воробушек. Иногда она улыбалась, когда Настя во сне ругалась на кого-то по имени Яннис, а потом, поежившись, устроилась поудобнее и положила мне голову на плечо. Я же не шевелился, боясь нарушить то тепло, что между нами возникло. Да и чего темнить. Это была первая девушка, кто дремал, лежа у меня на плече.

– Яр? – тихо спросила она.

– М?

– Почему ты всегда один?

– В смысле? – смутился я. Вася подняла голову и внимательно на меня посмотрела.

– Я видела, как к тебе Энжи подкатывала, Настя… Никки тоже говорила, что ты милый, но ты все равно один.

– Не знаю, – честно ответил я. – Одному как-то проще.

– Понимаю, – протянула Вася.

– А ты?

– А что я?

– Ты тоже всегда одна.

– Одной проще, – улыбнулась она и снова положила голову мне на плечо. – Странно все это, Ярик.

– Что именно?

– Быть поломанным. Как ты. Как я.

– Два одиночества, – сострил я, заставив Васю тихонько рассмеяться.

– Пшел нахуй, Яннис! – прорычала во сне Настя. – В жопу не дам!

– Кто о чем, а Настя о ебле, – вздохнул я. – Круто, наверное, быть такой, как она.

– Какой «такой»?

– Свободной, сильной, – ответил я. – Говорить, что вздумается, делать, что хочется, и не гадать, к каким проблемам приведет твой поступок. Я так не могу. Внутри меня сидит трус, который не дает этого сделать. Проще молчать, проще проглотить, а не выплюнуть. Наверное, поэтому я один.

– Ты не один. У тебя есть мы.

– Только это и радует, – вздохнул я, делая глоток выдохшегося пива. Оно было теплым, противным на вкус, но оно по крайней мере пьянило.