Птичка, успевшая улететь - Юля Артеева
Марат стонет в личку, как тяжело ему было просыпаться, я охотно поддерживаю, но даже немного ему завидую. Он-то в своем классе почти звезда. Душа компании, обаяшка. Он такой и в жизни, и в сети. Наверное, поэтому его все так любят. А я – особенно сильно.
На улице еще по-летнему тепло, и мне немного жарко, но я упрямо не снимаю кардиган, потому что тогда лук будет неполным.
Навесив на лицо маску презрения и высокомерности, я тащусь на учебу, как на голгофу. Ни на кого не смотрю, звук в наушниках прибавляю на максимум. Ставлю на повтор трек, за которым, как мантру повторяю про себя: «Я невозмутим, как Нагиев»[1].
Взбежав по ступеням на крыльцо, я глубоко вдыхаю и тяну на себя тяжелую дверь. Поехали.
Задержавшись у лавочки в холле, делаю вид, что переобуваюсь, а потом вдруг поднимаю голову и залипаю на парне, который переступает порог школы.
Серьезно? Это что, шутка какая-то?!
Я не дышу, потому что каждая клетка моего организма занята паникой. Меня бросает в холодный пот.
Совсем короткая стрижка по бокам, и пара миллиметров сверху. Темненький, он сто процентов темненький. Такой, каким я его и запомнила. Рус. Руслан.
Смоль в его взгляде сначала застилает весь наш холл, и только потом находит меня. Боже. Это смерть моя.
Сейчас все узнают, что этот случайный гоповатый рыцарь – не мой парень. Как думаете, что сделают мои одноклассники, когда поймут, что я соврала?
Я замираю, как сурикат в свете фар. Счетчик моей жизни мотает последние секунды. Вот сейчас, прямо сию секунду мое существование превратится в ад. Не такой, о котором все говорят в шутку. А в тот, где я буду гореть заживо в издевательствах и изощренных пытках. Вы даже не представляете, насколько иногда жестокими могут быть вчерашние дети.
Разве что… Я сильно закусываю губу, и боль, как это всегда бывает, отрезвляет меня. Есть только один вариант, как можно все исправить и постараться выжить.
Я срываюсь с места и налетаю на парня с объятиями. Не хочу даже думать о том, насколько он в шоке сейчас.
Говорю звонко:
– Привет!
Изо всех сил сжимаю его, тянусь к уху и шепчу:
– Пожалуйста, подыграй!
Несколько долгих мгновений Рус ничего не делает. Стоит столбом и, видимо, обрабатывает информацию. Господи, ну будь же ты посообразительнее, рыцарь! Или милосерднее. Ведь ничего не мешает ему меня оттолкнуть. Один раз парень меня уже спас, вроде бы, этого достаточно.
Но потом я вдруг чувствую, как он отмирает. Широкие ладони ложатся мне на талию и ощутимо сжимают.
Руслан говорит сипло:
– Ну привет, птичка. – Наклоняется и прижимается к моим губам.
Меня словно кипятком ошпаривает. Пребывая в глубоком шоке, я даже не пытаюсь ему отвечать. К тому же толком и не знаю, как это делается. Стою как дура и с широко раскрытыми глазами смотрю в его, черные, которые, находясь так близко, теряют фокус.
А Рус, наконец, отстраняется и тихо хмыкает, интересуясь:
– Нормально подыграл?
Наверное, я не на того поставила, когда решила, что он мне поможет. Против воли пялюсь на его губы. Верхняя чуть тоньше, но «галочка» как-то ярко и необычно очерчена. Моргнув, хватаю его за руку и тяну за собой. У меня есть всего один шанс, и я собираюсь им воспользоваться.
Руслан поддается и идет следом. Обернувшись, ловлю его заинтересованный взгляд. Кажется, ему просто любопытно.
Позади замечаю и Жанну из класса, и Артура. Они смотрят нам вслед, а затем переглядываются. Именно в этот момент понимаю, что назад дороги нет. Врать мне придется до последнего.
Отворачиваюсь, чтобы найти нужную дверь, и вламываюсь в ближайший кабинет. Трудовик, который сидит за столом с фляжкой в руке, пугается. Поспешно скидывает компромат в раскрытый ящик стола и с грохотом его задвигает.
– Спокойно, дядь Миш, это я, – говорю, запыхавшись, – сидите, я вашу подсобку займу на пять минут?
– Это для чего? – интересуется он с подозрением.
– Поболтать.
– Чернышевская, не дури мне там!
– Сам не дури, – ворчу тихо, затаскивая Руслана в маленькую, смежную с кабинетом, комнату.
Захлопываю дверь и смотрю на парня возмущенно, уперев руки в бока. Интересуюсь:
– Что это было?
Рус приподнимает брови и смотрит на меня почти с издевательской иронией. Сегодня на нем черные джинсы и такого же цвета худи. Он сует руки в карман толстовки и откидывает голову, глядя на меня из-под темных ресниц. Черт, кажется, я снова что-то не то сказала.
Я тут же сдаю назад и сцепляю руки перед собой в замок. Поспешно бормочу:
– Извини. Я сама попросила.
– Да, хреновая благодарность, птичка.
– Имя мое помнишь?
– Конечно. Да-ни-я, – произносит по слогам и присаживается на рабочий стол трудовика. Одной ногой упирается в пол, а другую сгибает в колене и закидывает на столешницу. Наглый. До ужаса наглый.
– Да. Спасибо, что пошел навстречу. Э-э-э… кстати, об этом… – Обкусываю губу изнутри и отвожу взгляд.
Язык не поворачивается таким образом, чтобы произнести то, что крутится в моей голове. Тяжело вздыхаю и покрепче сжимаю ладони между собой. Украдкой поглядываю на Руслана, но он помогать мне не собирается. Смотрит, как на неведомую зверушку в ожидании циркового номера.
Парень наклоняет голову и быстрым движением языка проходится по губам. Я почему-то цепенею.
– Ты не мог бы… – начинаю наконец, откашлявшись, – не мог бы…
– Ну же, птичка?
– Тут просто такое дело… я сказала, что мы встречаемся.
Рус хмыкает:
– Что, прости?
Понимаю, что переспрашивает он не потому, что плохо расслышал, но все же повторяю нехотя:
– Сказала всем, что ты мой парень.
Чувствую, как жар заливает все мое лицо. Стыдно невероятно! Щеки горят, наверняка они просто пунцовые. Что ж, Чернышевская, нужно было думать раньше.
С глубоким вздохом я возвожу глаза к потолку и обреченным тоном продолжаю:
– Ты не мог бы притвориться, что у нас с тобой отношения?
Пару секунд Руслан смотрит на меня, не мигая. Как кот, которому в миску вместо сметаны бахнули горчицы. А потом, хлопнув себя по бедрам, начинает ржать. Звук такой же сиплый и наглый, как и все, что вылетает из его рта. Скрестив руки на груди, просто решаю перетерпеть этот приступ веселья с
