Невероятная подлинная история Горгоны медузы - Владимир Михайлович Алеников
Итак, в то самое время, о котором я вам хочу поведать, Серифом правил царь Полидект, человек уже довольно преклонных лет, что, впрочем, нисколько прыти ему не убавило — очень уж был царь охоч до женских прелестей. Вот из-за этой специфической черты его характера всё по большому счёту и произошло.
Дело в том, что ещё на острове проживала Даная, которой он предоставил убежище. Да, да, та самая пышнотелая Даная, которую кто только не живописал — от Тициана до Рембрандта. Понятное дело, что с того момента, как Диктис, брат царя, выловил у берега острова деревянный ящик с Данаей и крохотным Персеем, Полидект поглядывал на соблазнительную красотку как кот на сметану. Но пока была жива его царственная супруга Айоланта, ни о каких домогательствах и речи не могло быть, поскольку Айоланта строго за похотливым царём приглядывала. А он, признаться, её побаивался — нрав у царицы был крутой, могла и травануть муженька из ревности или из мести, благо любила побаловаться с ядами. Из-за яда, кстати, и отправилась в царство Аида, куда я её скорбную душу и сопроводил. Что-то там она намешала, хотела на ком-то из рабов это своё новое зелье опробовать, да по забывчивости сама смертельного напитка и хлебнула. Так бывает, сколько таких нелепых случаев я знаю. А ничего тут не поделаешь, нравятся некоторым царственным особам подобные рискованные затеи, и никакие печальные примеры их не останавливают.
Короче, только Айоланта переправилась через Стикс, чтобы навек поселиться в подземном Аидовом царстве, как в Полидекте, как говорится, ретивое взыграло. Даная, надо сказать, в тот момент жила во дворце на довольно двусмысленном положении — то ли почётная гостья под охраной, то ли высокопоставленная прислужница с особыми полномочиями. Дни её текли однообразно, уныло, так что нечего тому удивляться, что она периодически сидела у окна, смотрела на море, вздыхала и пела скорбные песни.
Тот день, с которого начинается наша история, был особенно жарким. Даная решила помыть мраморный пол в своей комнате, чтобы сделать её чуть попрохладней. Она взяла ведро с водой, тряпку, подоткнула тунику и принялась за дело. При этом затянула свою любимую песню, которую я здесь приведу, дабы у вас создалось полное представление о том, как и что происходило. Замечу только, что голос у Данаи звучный и нежный одновременно, так что слушать её — одно удовольствие.
Песня Данаи
Долго ль мне ещё томиться
в темнице,
Долго ль буду тут одна я,
Даная?
Отчего ж ты не идёшь,
мой дождь?
Может, ждёшь ты темноты,
где ты?
Истомилось до предела
т ело,
Ты такой неуловимый,
милый,
Где же ты, мой Золотой?
С тобой
Я хочу сегодня быть,
любить.
В простыню вонзились в муке
руки,
И ослабли вдруг немного
ноги,
Мне тебя не целовать,
не ласкать,
Мне лежать и только ждать,
ждать.
Уж седьмую ночь без сна я,
Даная,
Отчего ж ты не идёшь,
мой дождь?
В общем, пока Даная пела эту скорбную песню, в покои её прошмыгнул наш сладострастный царь Полидект и с вожделением уставился на елозящий влево-вправо соблазнительный зад поющей. Вообразите — он некоторое время так и стоит, застыв с открытым ртом, а потом, не в силах более себя сдерживать, подкрадывается к ней поближе.
Даная, ни о чём не подозревая, продолжает тем временем с песней мыть пол, как вдруг чувствует, что её ягодицы крепко обхватывают чьи-то руки.
— Ой! — восклицает она, резко выпрямляется, разворачивается и с изумлением смотрит на царя. — Ты что делаешь? — спрашивает она удивлённо.
— А ты как думаешь? — величественно отвечает Полидект вопросом на вопрос.
— Ты напугал меня, Полидект! — с укоризной произносит Даная.
— Это хорошо, — безапелляционно заключает Полидект. — Я ведь царь. Царь этого острова. Да, да, царь Серифа, как бы пафосно это ни звучало. А царя, моя милая, надо бояться. Некоторые считают, что царя надо любить, но это чушь. Бояться намного важнее. Любовь ведёт к фамильярности, а страх к преклонению. Чувствуешь разницу?
— Пытаюсь, — недоумённо пожимает плечами Даная.
— Похвально, — ухмыляется Полидект.
При этом он вольготно устраивается на апоклинтре, нашей греческой скамье, на которой можно весьма удобно расположиться полулёжа.
— Ты вообще-то понимаешь, к чему я клоню?
— Не совсем, — искренне отвечает женщина.
— Ну это же очень просто, — ещё шире улыбается царь. — Я не жду от тебя любви, я жду… ну? Ну?..
— Страха? — пытается угадать Даная.
Полидект хохочет. Его забавляет её наивность.
— Нет, дорогая. Ты ошиблась. Благодарности.
Широким жестом он предлагает женщине сесть в стоящее рядом с ложем кресло.
Даная растерянно смотрит на царя.
Выжимает тряпку в ведро, распрямляет заткнутый подол туники и покорно садится на указанное место.
— И я, и Персей, мы очень благодарны тебе, царь, за приют, — робко произносит она, — я много раз говорила об этом…
— Говорить можно много, — прерывает её Полидект уже более серьёзным тоном. — Я не придаю значения словам. Важны действия.
Он выдерживает паузу и со значением понижает голос:
— Я жду от тебя действий, Даная!
— Каких действий, царь? — морщит лоб Даная. — Я правда не понимаю.
— Очень простых действий, моя драгоценная, — снова усмехается Полидект, — очень простых. Ты снимаешь тунику, устраиваешься на ложе и призывно раздвигаешь ноги. И мы с тобой дружно начинаем вкушать амброзию блаженства, нектар удовольствия.
Голос царя при этих словах становится просто медовым.
— Ты только представь, как это славно! — убеждает он. — Я и ты.
Даная, однако, смотрит на него в ужасе.
— Я не стану этого делать, — твёрдо говорит она.
— Вот как? — удивляется царь. — Это даже как-то странно, моя дорогая… Может, тебе надо напомнить, что твоё пребывание на Серифе, и в частности здесь, во дворце, полностью зависит от моего расположения?
— Я помню это, Полидект, — смиренно отвечает Даная.
Но царя её ответ не устраивает.
— Или, может, тебе надо напомнить, что я, по сути, спас и тебя, и твоего сыночка? — строго вопрошает он.
— Это не совсем так, — поправляет его Даная своим нежным голосом. — Нас спас твой брат Диктис, ловивший рыбу на берегу. Это он как раз в тот момент, когда у него начался клёв, заметил деревянный ящик, плывший по
