Рассвет сменяет тьму. Книга третья: Идущая навстречу свету - Николай Ильинский
— А где же топор? — закашлялась Татьяна. — Фу!
— А ты что — дрова рубить собралась? — услышала она сквозь дым смех Демина: он сидел за столом в накуренном дыму, как святой в облаках, которых обычно изображают на иконах.
— Не дрова, а голову гидры контрреволюции! Об этом на совещании только что Пантелеймон Жигалкин самолично заявил.
— Ах, Жигалкин! Он в своем репертуаре! — продолжал смеяться Демин. — Это не в новинку… Садись, Танюша.
— Так сразу? — теперь уже несколько нервно рассмеялась она.
— А ты как думаешь? Знай, где находишься! Ну и напугал же тебя Жигалкин! — еще пуще расхохотался Демин и вдруг тепло и дружески признался: — Танечка, Танюша!.. Все времени нет потолковать с тобой, — сказал он, — а край надо… То есть даже не мне, хотя и мне с тобой хотелось бы вспомнить нашу школу, наш класс, ребят, девчат, которых я дергал за косички, но теперь хочет с тобой познакомиться мой коллега Владимир Николаевич Кривичский, бывший партизан белорусских лесов, точнее пущ, в отряде народных: мстителей самого Виталия Семеновича Демидова был… Демидов! Почти однофамилец мой… Демин — Демидов!.. А? Что-то в этом есть… Правда, Виталий Семенович Демидов — Герой Советского Союза, а я, — усмехнулся он, — в герои не вышел… телом, но духом — герой!..
— Мне тоже, Валерий Ильич, хоть ты в герои и не вышел, хотелось бы поговорить с тобой, — улыбаясь, взглянула на одноклассника Татьяна. — Все как-то издали вижу тебя…
— Дела, дела, — с досадой махнул рукой Демин и вдруг погрозил пальцем: — Только без «Ильич»!..
А меня… без «Петровны», — засмеялась Татьяна.
— Договорились!..
Кривичский в это время о чем-то беседовал с первым секретарем райкома партии Морозовым, который сегодня не был на совещании в исполкоме. Демин посматривал на них, но позвать товарища по работе не мог — все-таки разговаривает не с простым человеком, даже не с председателем сельсовета, а с первым секретарем райкома.
— Сейчас, — удерживал Татьяну за руку Демин, — Морозов… Юрий Федорович собирается уходить… Минутку подождем… А я тут за это время подмахну одну бумажку…
— Я не тороплюсь, Валера, — брякнула Татьяна неправду, ей хотелось поскорее уехать домой, но сказала и сказала, стало быть, надо ждать. — Наша любимица Антонина Владимировна Нечаева на пенсию собралась, — прервав тягостное молчание, сказала Татьяна. — Очень жаль, такой человек… Учитель от бога!..
— От партии, — быстро поправил Демин.
— Именно она привила мне любовь к литературе!.. Знаешь, с какой книжки? — И, не дождавшись, пока отгадает Демин, сама же ответила: — С «Героя нашего времени»!..
— А мне кто открыл мир литературы! — почти воскликнул Демин. — А другим ребятам и девчатам… Такие учителя — как крупинки золота среди горной породы… Для меня Антонина Владимировна — это энциклопедия русской литературы — от Пушкина, Лермонтова до Тютчева, Тургенева, Толстого… и других…
— Есенина, например? — шепотом подсказала Татьяна.
— «Жизнь моя, иль ты приснилась мне, — тоже шепотом ответил ей Демин стихами поэта, — словно я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне». — И поднес указательный палец к губам, дескать, молчи, но сам откровенно сказал: — Понимаешь, на розовом коне!.. Могу наизусть всего Сережку прочесть… Ничего, — произнес он негромко, — будут изучать в школах и его наравне с Пушкиным… Это же огромная часть нашей русской культуры!.. Крик души, совесть, нечто светлое, прекрасное, незабываемое! — И повторил: — «Жизнь моя, иль ты приснилась мне, словно я весенней гулкой ранью проскакал на розовом коне…» А мы не на розовых, а на огненных конях проскакали всю войну… Нет, нет, время придет и будут Есенина издавать! Будут! И неожиданно предложил: — Пойдем-ка еще на одно совещание в милиции… Но там, обещаю, Жигалкина ты не услышишь!
— То в КГБ, то в милицию?! — теперь уже притворно удивилась Татьяна. — Что ж я такого противозаконного натворила… За что наказание?…
— Был бы человек, а наказание для него всегда найдется, — громко рассмеялся Демин, разгоняя рукой папиросный дым около своего носа. — Фу, надымил… А без курева не могу, — оправдывался он, — затянешься и будто бы легче…
В милиции тоже заседали. «Прозаседавшиеся», — вспомнила Татьяна стихотворение Маяковского. Всех работников милиции она знала в лицо, все они не раз и не два бывали у нее в сельсовете. Война кончилась, а конца преступности не было видно. Да взять хоть эти пресловутые пять колосков!.. Сколько за них пострадало людей! Правда, никого не расстреляли за подобранные на колхозном поле колоски, хоть и грозно обещали.
Все знакомы, но одного человека в форме милиционера Татьяна не знала. Он сидел у торца стола, накрытого, как тогда стало входить в моду, уже не красным, а зеленым тяжелым сукном. Хоть чуть-чуть от революционного окраса, и то легче, демократичнее. Незнакомец бросил короткий взгляд на Татьяну, а долгим уставился на Демина, словно ожидая от него то ли вопроса, то ли ответа. Но Демин молчал, слушая не отчеты, а скорее реплики работников милиции. Наконец разговор о растратчиках колхозного добра, о хулиганах и ворах закончился словами начальника райотдела: «Надо поднажать!», и Демин подошел к незнакомцу. Тот встал, подали друг другу руки: должно быть, не виделись со вчерашнего дня. Тихо поговорили, и незнакомец повернул голову в сторону Татьяны, чем сильно озадачил ее. Мужчины подошли к ней. Незнакомец, человек средних лет с небольшими усиками на серьезном, чуть продолговатом, но приятном, даже красивом, как показалось Татьяне, лице, как-то особенно, по-военному кивнул головой, поздоровался. В нерешительности он не знал, подать ей руку или подождать, когда она сама подаст, как этого требует этикет. А Татьяну будто бес подмывает!
— Что?! — весело воскликнула она. — К нам новый председатель колхоза?! Конюхов не раз уже просился освободить его от должности. — И сама подала руку: — Крайникова Татьяна Петровна…
— Кривичский Владимир Николаевич, — отрекомендовался незнакомец. — Здравствуйте еще раз…
— Здравствуйте… Так вы не на председателя колхоза метите?…
— Что ты буровишь, Татьяна! — насупил брови Демин.
— Тогда председатель сельсовета! Это еще лучше! Ох, с какой радостью отдала бы я кому-нибудь эту свою ношу… Скоро горбатой, как баба-Яга, стану. — И вдруг исполнила весело, задорно частушку:
Я и трактор, я и бык,
Я и баба, и мужик!..
— Погоди ты, баба-мужик или наоборот, и не путай нас бабой-Ягой в ступе, да еще и с веником в руках! — успокаивал ее Демин. — И внимательно послушай, с кем тебе придется иметь дело… Рекомендую,
