Рассказы об эмоциях - Марина Львовна Степнова
* * *
Она с самого детства была удивительной красавицей. Толком не отошедшая от тяжелейших схваток мать, взглянув на нежное личико дочери, выдохнула с облегчением: «Будет Мареллой».
– Странное какое-то имя. Итальянское? – спросила акушерка.
Роженица пожала плечами – не скажу, никогда раньше не слышала. Необычное имя пришло ей в голову из ниоткуда, решительно подвинув Анастасию и Елизавету, между которыми она разрывалась на протяжении всей беременности.
– Родишь, там и решишь, как назвать, – посоветовала ей прабабушка. Она не сомневалась, что будет именно девочка, потому мужские имена отмела сразу.
Каргина Марелла появилась на свет в сентябре тридцать девятого года. Вместо отчества в документах значился прочерк. Все попытки разузнать об отце закончились неудачей: мать упорно молчала, прабабушка вздергивала брови, уверяя, что ничего о нем не знает, хотя Марелла не сомневалась, что она лукавит. Настойчивые расспросы друзей семьи и соседей тоже не увенчались успехом. Со временем она смирилась с мыслью, что, скорее всего, никогда не увидит своего отца. Впрочем, это несильно ее волновало, любви у Мареллы всегда было вдосталь: она росла, обожаемая матерью, многочисленными родственниками и прабабушкой, известным кардиохирургом, которая умудрилась не вытянуть из тысячи жизней единственную бесценную – жизнь своей дочери: та умерла совсем молодой двадцативосьмилетней женщиной, оставив безутешной матери семилетнюю дочь.
Так и жили под одной крышей старого московского дома три поколения русских женщин, пестуя в сердце личную утрату: прабабушка скорбела по своей дочери, мать Мареллы – по собственной матери, о которой знала только то, что рассказывала бабушка. Марелла же смутно тосковала по отцу, о котором так и не смогла что-либо выяснить. Единственное, в чем она не сомневалась, – это фамилия, которая досталась ей по наследству от отца (мать настояла на том, чтобы в метрике ее записали Каргиной) и которую она не очень любила, потому при первой же возможности все-таки сменила на материнскую.
Превратившись в Ильину, Марелла никогда своей новой фамилии не изменяла, более того, настояла на том, чтобы обоим сыновьям досталась именно она. Муж, известный кинооператор, с которым она прожила полные ревнивых скандалов и бессмысленных выяснений отношений девять лет, вынужден был смириться с ее решением. Жизнь с ним была разудалой, но невыносимой. Выпроводив его к очередной молоденькой любовнице, Марелла поклялась никогда больше не выходить замуж и слово свое сдержала. Невзирая на нескончаемую вереницу ухажеров, обожателей и воздыхателей, она твердо оставила за собой право на одиночество и свободу и реализовала его в полной мере.
Утра Мареллы отличаются только сменой погоды и картины за окном. Будь то непроглядный снег или замерший в преддверии жаркого полудня летний рассвет, морской берег или крохотный провинциальный городок, начинаются они всегда одинаково: кусочек гречишного хлеба с сыром и некрепкий кофе в любимой чашке. Гостиничные номера Марелла снимает с условием обязательного наличия микроволновки и кофемашины, сыр покупает местный, хлеб и чашку возит с собой.
У любого человека должна быть устойчивая и неизменная привычка, она упорядочивает жизнь и придает ей смысл, считает Марелла. Свою привычку она называет утренней самоидентификацией: проснулся, позавтракал, будто бы расписался с помощью неизменно повторяющегося действия «я есть!». Весной Марелле исполнилось семьдесят шесть, и она не сомневается, что именно этот утренний ритуал и помогает ей жить.
Любимых чашек с утятами было шесть. Первую Марелла кинула в любовника, подарившего ей этот самый набор чашек. За утренним столом, дождавшись, когда она с наслаждением отопьет глоток кофе, он объявил, что им нужно взять перерыв в отношениях.
– Из-за той лупоглазой мандавошки? – холодно осведомилась Марелла. Взгляд от бутерброда с сыром она намеренно не стала поднимать, чтобы не показывать своего волнения.
– Да, – последовал ответ.
Ее изумило не то, с какой легкостью он выдал свою связь на стороне, а то, что он не стал выгораживать женщину, которую намеренно резко обозвали. Марелла кинула в него чашку, и, пока любовник, грубо матерясь, стряхивал с себя кофейную гущу, она заваривала себе на крутом кипятке новую порцию любимого напитка. Соседка-лачка, знающая толк в кофе, называла этот метод дамасским и считала самым лучшим: вскипятить в джезве воду, всыпать туда две ложки мелкомолотой арабики, быстро размешать, дать подняться пенке, но до повторного кипения не доводить. Марелла долгие годы только так и заваривала себе кофе, но с появлением капсульных кофемашин все-таки перешла на слабоватый американо.
Еще одна чашка стала жертвой старшего сына, заглянувшего к ней с намерением якобы проведать, но на самом деле излить душу и спросить совета. Разволновавшись, он принялся широко жестикулировать и нечаянно смахнул на пол чашку.
– Не смей! – резко прикрикнула на него Марелла, когда сын нагнулся собирать осколки. Тот вздернул насмешливо бровь, и она пожала плечами: не отвлекайся на ерунду, я потом уберу.
Мальчиков своих она любила до боли, до дикого беспокойства, до спазмов в горле. С невероятным усилием отрывала от себя, будто по живому резала. Первым уехал младший, поспешивший в девятнадцатилетнем возрасте жениться и переехать в Ленинград, затем перебрался в освободившуюся отцовскую квартиру старший, женившись на своей однокурснице. Марелла тяжело смирялась с присутствием в жизни сыновей посторонних женщин, невесток своих не привечала, в особенности вздорную и истеричную ленинградку, но держала недовольство при себе, потому что понимала, что, испортив отношения с ними, навредит первым делом сыновьям.
С пятидесяти лет она жила одна. Мужчины приходили и уходили, не особо задерживаясь в ее сердце. Регулярно навещали сыновья. Рождались внуки – две девочки, а потом мальчик, умудрившийся оказаться не похожим ни на кого из родственников. Марелла для себя решила, что он пошел в ее отца, которого она так и не узнала. Она с интересом наблюдала за растущим ребенком, подмечая каждый незнакомый жест, каждую особенность мимики или привычку. Мальчика по ее просьбе назвали Игорем, но она никому не стала говорить, что еще в детстве, перебирая мужские имена, остановила свой выбор на нем. Игорь Каргин – вот как звали ее отца, Марелла в этом ни капли не сомневалась.
Раз в неделю приходила помощница по дому, молодая, но рано подвянувшая и от этого кажущаяся много старше своего возраста Зоя. Несуразная и угловатая, она смахивала на сушеную воблу: плоская, безмясая и костистая, с огромными,
