Как я выступала в опере - Екатерина Поспелова
Но потом, в какой-то миг, папа обнял себя за локти и закачался, придумывая новый поворот мысли, а потом, позже, сказал: «ОП!» – и пошел работать…
А компьютера-то нет!
Вот и послал за ним синичку, а потом и собачку.
Работай, папочка, сочиняй там!
И про нас не забывай.
Катька не знает никого потешнее, чем отец.
Объяснительные и докладные
Я нежно и страстно люблю оперных артистов.
Они и соловьи, и атлеты, и артисты, и подвижники, и белая кость, и черная, и право имеют, и твари дрожащие.
Чаще всего – они самоотверженные трудяги.
Это мыслимое ли дело – петь три часа подряд, играть на таинственном инструменте, у которого не видны ни струны, ни колки, ни клавиши, ни молоточки. При этом еще – лицедействовать, обниматься, драться, умирать со свинцом в боку, прыгать с римских башен, топиться, играть и священнодействовать.
А костюмы одни сколько весят! Спойте-ка в шубе и в шапке мономаха на открытой площадке, под лучами лета или под грозовым небом!
«Замен», когда один артист не допевает, а запасной (называется «страховщик») выходит вместо него, я помню всего две.
Почти не бывает.
Жизнь у них такая же, как у всех: болячки, дети, ломающиеся машины, стареющие родители, оторванность от родных мест, быт, романы и драмы…
При этом капризник-премьер, примадонна и стервозная вредина – это что-то из области литературы и киносериалов, уверяю вас.
Очень редко встречающиеся экземпляры.
В опере все, с одной стороны, приземленнее, а с другой – несравненно более поэтично и захватывающе, чем это понимают киношники и беллетристы.
А как их, певцов, извините, гоняет начальство! А как надо маневрировать, чтоб не наступить не на ту ногу, не сказать лишнего! А как стараться – не перепить, не покурить, не погулять по морозцу, не растолстеть!
Ведь сейчас тумбочки-певицы – огромная редкость, все красотки!
Как-то раз заболела тетенька, которая сидела в режуправлении, и меня с помощницей посадили за ее стол. Мы сразу подумали: а чего бы такое почитать и посмотреть про певцов, чего никто не знает?
Первая же папка была – один сплошной роман, со слезами и смехом.
Там лежали «объяснительные» певцов, которые прогуляли урок или опоздали на репетицию.
Пишется по форме, но содержание – ad libitum.
Самые распространенные причины или «отмазки» (не знаю) – это машины и сантехнические аварии.
Например:
«Я, Елена Лампочкина (фамилии вымышленные), опоздала на мизансценическую репетицию спектакля „Мария Стюарт“, так как в туннеле переехала сплошную полосу, а ГАИшник оказался честный». (!)
Или:
«Я, Алексей Фефелов, опоздал на урок по Реквиему Верди, потому что у меня потек полотенцесушитель».
Один шикарный бас, яркой семитской внешности, раза три опаздывал и не приходил на уроки из-за того, что «прорвало трубу в туалете», «залили напрочь соседи в ванной» или «так хлынуло из батареи, что снова приключился форменный потоп».
Получив очередную докладную на эту тему, заврежуправлением сказала в задумчивости:
– По-моему, он думает, что он – Ной…
Было просто бытовое:
«Я, Андрей Кузнецов, опоздал на 10 минут на спевку с мизансценами по опере „Паяцы“, так как обварил себе ляжку кипятком – готовил „Доширак“».
И такое:
«Я, Екатерина Зурина, опоздала на одиннадцатичасовую оркестровую репетицию по „Травиате“, так как думала, что она в семь» (ничего так опоздала).
Одна дама-сопрано, живущая в соседнем доме и считающая, что к ней все придираются, написала раздраженно:
«Я, Ольга Мопс, опоздала просто потому, что проспала».
Было и развернутое:
«Я, Андрей Груздев, был выписан за сцену для исполнения сольной партии в закулисном хоре в опере „Евгений Онегин“. Придя в фойе загодя, я почувствовал себя уставшим и присел передохнуть на фонтан. Я ждал, когда соберется весь хор. Но, когда мимо меня стали подниматься последние члены хора (!), я внутренне взволновался и побежал наверх, но опоздал: солисты хора уже сами исполнили обе моих реплики: „Болят мои скоры ноженьки со походушки“ и „Болят мои белы рученьки со работушки“. Свою ошибку осознал, раскаиваюсь и больше так поступать не буду».
Выражения «поднимались последние члены хора» и «внутренне взволновался» после нашего сидения в режуправлении стали крылатыми – разнесли.
Обшучивали, как могли.
Кто-то написал Груздеву частушку в жанре «страдания»:
Раз я Груздеву дала
На заре на утренней,
Зря эрекции ждала —
Волновался внутренне.
Писать на этих Ноев, соловьев и «внутренне волнующихся» докладные и требовать объяснительных должны были мы, режиссеры (которые вводили и сохраняли спектакли).
Но каждый из нас, как мог, покрывал и скрывал, предупреждал и упреждал.
Например, веду я спевку с дирижером по «Риголетто», а Спарафучиль (вторая картина) говорит на ушко: «Катюнь, когда выйдет этот перец, ну, Монтероне, – герцога проклинать, ты мне пошли в буфет эсэмэс, я прибегу».
Я в назначенный момент шлю: «проклинает».
И бандито-боргоньезе прибегает.
Порой я начинала сама петь за Ольгу и умоляюще складывала руки перед дирижером, так как видела, что Танька Карчук уже бежит стремглав через парк внизу.
Написала только раз – директору на плохое состояние класса 401, где все мы репетировали, но и то полушутейно и Онегинской строфой.
Но все равно уволили.
I
Изображу ль в картине верной
Уединенный кабинет,
Где мы работаем примерно,
И где тепла и света нет?
Бренчат нестройно клавикорды,
Без «ре» и «фа» звучат аккорды,
Зато в динамике помреж
Проест кому угодно плешь!
В потемках концертмейстер злится:
«Не вижу нот!» – несется крик,
А баритона воротник
Морозной пылью серебрится,
Во мгле холодной все поют,
И стулья ветхие гниют.
II
Онегин тихо увлекает
Татьяну на скамью в углу,
Скамейка – хрясь – и упадает,
Татьяна: Ах! – и на полу.
Не разобрать при тусклом свете:
Кто там в малиновом берете,
А кто там в шапке и в пальто
От холода поет «не то».
А скоро затрещат морозы
И сядут все на бюллетень —
Не воссияет ясный день
И не дождемся рифмы «розы»!
Чем меньше любим мы певцов
Тем хуже нам в конце концов.
Пасхальное
Оперный народ очень не любил работать на Пасху.
В театре ведь воскресенье – рабочий день, выходные только у всяких кабинетных работников из отдела кадров и пожарной охраны.
А труппа отдыхает в понедельник.
Но на
