На закате - Хван Согён
— Вы знакомы с Ким Мину?
— Да.
— Он покончил с собой. Вам нужно поехать со мной в участок.
Я стояла, оглушенная, будто получив оплеуху.
— Что? Что вы сейчас сказали?
— Ким Мину скончался.
В участке меня усадили рядом с сотрудником, который вносил в компьютер все мои показания. Состояли в дружеских отношениях. Не состояли в любовной связи. Вместе работали, относились друг к другу как брат с сестрой. Не виделись около месяца. Я спросила, связались ли они с его матерью, на что полицейский ответил:
— Знаете, откуда у нас ваш номер? Это один из двух номеров, которые были указаны в его предсмертной записке. Второй принадлежит матери погибшего, госпоже Чха Суне. Вы обычно ничего странного за ним не замечали?
Я сказала, что он был энергичным и трудолюбивым, бегал по трем подработкам, обладал сильной волей и никогда не унывал. В свою очередь я тоже задала вопрос. О предполагаемом времени его смерти. Оказалось, он умер дней пять назад, но полиции стало все известно лишь сегодня утром. Его нашли на берегу реки неподалеку от города Чхунджу провинции Чхунчон-Пукто. Его старенький джип стоял у воды, рядом с другим автомобилем. На ответвлявшейся от шоссе грунтовой дороге редко можно было кого-то встретить, тем более зимой. Жители соседней деревни не обратили на джип внимания, подумав, что это приехал очередной любитель рыбалки. Однако они заметили, что на следующий день, и два, и три, и четыре дня спустя обе машины стояли на том же месте. Это показалось им странным, и они сообщили в полицию о двух неизвестных брошенных машинах. Полиция прислала буксировщика, и водитель обнаружил в салонах мертвые тела. В джипе два тела на передних сиденьях, два сзади — всего четыре. В автомобиле, припаркованном рядом, — еще два трупа. Все места, откуда внутрь мог проникнуть воздух: зазоры вокруг окон, отверстия под водительскими сиденьями, — были заклеены синим скотчем. В джипе валялись бутылки из-под соджу, пластиковые стаканы и покрытая пеплом переносная газовая плитка. За рулем джипа был Ким Мину, рядом с ним мужчина примерно того же возраста, житель города Ансан, сзади — брат и сестра из города Чхунчхон. В соседнем автомобиле находились тела мужчины и женщины, зарегистрированные в разных городах — Ичхоне и Чхунджу. Однако принимая во внимание их возраст, стиль одежды, а также совместные фото и видео на найденных в их личных вещах телефонах, полиция предполагает, что они сожительствовали. Скорее всего, они нашли друг друга на появляющихся в последнее время сайтах коллективных самоубийств или через социальные сети. Неизвестно, кто был инициатором, ясно было только, что Ким Мину и молодой человек из Ичхона привезли всех на место. По поводу их отношений и причин самоубийства догадок не было ни у полиции, ни тем более у меня. Расшифровка телефонных разговоров показала, что они созванивались и даже встречались несколько месяцев назад. Также была найдена фотография из пивной, на которой присутствовали некоторые из них.
Каким могло быть застолье, участники которого договаривались покончить с собой? Что он написал в записке? И главное: почему он это сделал… Я задавала вопросы в никуда, бормоча себе под нос. Почему? Как? Я сама потеряла счет тому, сколько раз, лежа в своей комнате, представляла себе, что умираю. Что заснула и не проснулась. Но это были просто мысли. Потом я открывала глаза, проходил день, другой — жизнь неудержимо двигалась дальше.
После вскрытия тело отдают родственникам. Как правило, в случае с самоубийцами похоронный обряд сокращают и близкие умершего приезжают прямо в крематорий. Тело уже начинает разлагаться, поэтому церемонию проводят быстро, без прощания, так же как если человек умирает на чужбине.
Я нашла номер телефона мамы Ким Мину.
— Здравствуйте, это Ухи.
Ее голос прозвучал неожиданно спокойно.
— Вот же мерзавец… — начала она и, помолчав, добавила: — Можешь приехать ко мне?
По адресу, который она мне дала, на безлюдном склоне холма находился городской крематорий. С одной стороны располагалось кладбище и колумбарий, с другой — похожее на больницу здание, облицованное мраморной плиткой. Зайдя в зал ожидания, я тотчас заметила маму Мину. В полиции я узнала, что ее полное имя — Чха Суна, и тут, в списке родственников умершего, оно значилось. Получив талончик с номером своей очереди, мать ожидала кремации сына. Там было около десяти печей, над каждой горело электронное табло с номером и именем того, кого в данный момент кремировали. Я молча села рядом, взяв ее за руку. Когда подошла наша очередь, на экране загорелось уведомление о том, что гроб Мину отправляют на кремацию. Сотрудник крематория, проверив наши документы, пригласил нас подойти поближе. Через огнеупорное оконное стекло было видно пламя. Мама Мину не плакала, а просто смотрела на огонь.
Несколько минут спустя нас отвели туда, где выдают урны с прахом. Работник просеял прах Мину через какое-то приспособление типа сетки, и измельчил сохранившиеся кости. Нам выдали похожую на крошечный цветочный горшок склянку с останками Мину, и мы пошли в сторону кладбища. На склоне горы местами белел снег, под ногами хлюпала подмерзшая глина. Такого рода дела длятся не дольше часа. Мама Мину обмотала вязаным шарфом голову и прикрыла лицо. Она попросила меня отвезти ее домой.
И в такси, и в поезде мы ехали молча, погрузившись каждая в свои мысли. По дороге домой мама Мину зашла на местный рынок купить фруктов, мяса, кровяной колбасы, омука и две бутылки соджу. Мы зашли в квартиру: там ничего не изменилось, но стало как-то пусто. На слишком потрепанном для поминок столе мы разложили купленную по дороге еду, а соджу перелили в чайник.
— Поминальную службу организовать не получится, так давайте просто помянем его, помолимся, чтобы он возродился в раю.
Женщина ничего не ответила, только улыбнулась.
— У меня и фотографии его для поминок нет. Давай представим, что он стоит у окна.
Она разлила по рюмкам соджу из чайника и,
