Как делаются... - Андрей Александрович Пирогов
Илья понимал, что проваливается в бездну; укрощенный, казалось, зверь изнутри рвет оковы и вырывается на волю. Мысли о красивой игре и логических обоснованиях уже отходят на задний план перед величием надвигающегося события. Сдерживать себя Илья больше не мог и не хотел.
* * *
— О-о, какой ты молодец — и чайник поставил… — Марина двинулась к плите, оставив гостя за собой.
— Поставил.
И от этого, одного-единственного слова, Марина, поразившись, обернулась — Кирилл не мог ТАК отвечать, но встретившие ее в упор уголья-глаза разом убедили: мог.
ОН может, а ошиблась ОНА.
— Ты чего, Кирилл? — пролепетала Марина, разом осознав, и ЧЕГО, и КТО.
— Я не Кирилл, — хрипло обронил он и искривил лицо в ухмылке. — Раздевайся.
Марина сделала шаг назад и уперлась спиной в плиту.
Дальше отступать было некуда.
* * *
Бороться с собой Илья устал.
Иногда, в минуты искусственного облегчения, он пытался проанализировать ситуацию, найти какой-то выход. Смешно, если вдуматься: в наши-то времена, при такой-то свободе нравов, ему, умному и симпатичному молодому человеку, — не найти способа?! Когда вокруг столько женщин? Когда проститутки — героини нашего времени? Когда про секс — с каждой газетной страницы, с каждого любого прилавка, и из телевизора, и по радио?
Да, так.
Но, разжигаемый постоянными упоминаниями, дошедший до маниакального стремления, Илья оказался в ловушке, которая и заставила его молчать, не давая действовать: страх.
Удовлетворяя себя сам, Илья очень скоро ужаснулся: он — изгой. Всё происходит в считанные секунды, а значит, нормальный акт сразу превратит его в ничтожество: любая партнерша обольет его презрением и будет права.
Между диким страхом и диким желанием Илья распинал себя уже несколько лет, находя порой в самоуничижении сладострастие: вот такой я, и наплевать мне на вас на всех, нормальных! Сил оставалось только на то, чтобы казаться мужчиной: и вот сегодня силы кончились.
«Я узнаю» и «Я проверю», — стучало в мозгу.
А Марина эта — шлюха, не достойная жалости.
Впустить в пустую квартиру незнакомого мужчину?
Вилять перед ним задом?
Сама захотела — сейчас и получит.
* * *
— Что ты говоришь, Ки…
Илья вскочил. Язык сцены — действие, мелькнуло в голове, непонятно, иронией или сигналом.
— Я сказал — раздевайся! — Илья с размаху ударил ее по щеке. — Изобью! Шлюха!
Удар (не удар, а оплеуха) привел в ярость его самого — никогда раньше он не бил женщину: та податливость, та легкость, с которой мотнулась ее голова, раззадорили его еще сильней.
— Ну-у?! — Илья орал уже в истерике.
Она посмотрела на него снизу.
Сквозь нелепо согнутые руки Илья увидел слезы на глазах и от ненависти к себе замахнулся еще раз.
— Не надо, — прошептала она, и левая рука ее пошла вниз, к кофточке, оставив на месте правую — для защиты, что ли?
Не зная, что делать дальше, Илья опустился на стул и зажал голову руками. Что происходит?
Что он делает?
Он ли это?
А если бы его сейчас увидели? — эта мысль привела в ярость окончательно.
— Быстро! — вскрикнул от злобы Илья.
Раздевалась Марина в оцепенении, в странном дневном сне с открытыми глазами: это ее квартира, ее кухня, ее чайник кипит; за окном дождь — если бы не ошибка, лежала бы сейчас на диване с книжкой или слушала бы Шевчука… Никак не вытащить из штанины ногу… А родители и правда на даче, и никто не позвонит… Вот так и бывает: ее сейчас изнасилуют, и никому потом нельзя будет рассказать… Крючок сзади не расстегивается — у нее дрожат руки?
— Быстрее!
Она боялась посмотреть вниз: Кирилл (ах, да, он не Кирилл) так и сидит со склоненной головой — а взять и ударить его сверху чайником?… нет, я не сумею, только разозлю его… вот и книжки мне помогли, и ЧУВСТВА…
Ноги стали ватными.
— Трусы! — услышала команду Марина.
Покорно стянула белые шелковые трусики, опустилась на табуретку и вздохнула:
— Ну?
Месть самой себе обдала черной печалью; издеваясь, она произнесла:
— Я готова.
Илья поднял голову.
* * *
Сколько раз он представлял себе вожделенное женское тело. Сколько раз — с фотографий, с телеэкрана, оно мучило его, заставляя истекать завистью и злобой. И вот впервые перед ним — обнаженная женщина — на расстоянии руки, протяни — и дотронешься. Илья вздрогнул: совсем не то он представлял себе, совсем не то и не так. Бледная гусиная кожа, наплывающий на черный треугольник волос живот и темно-коричневый сосок груди, выскользнувшей из-под прижимающей ее к телу руки.
Он хотел не этого.
Он думал не об этом.
Всё, когда-то представленное, увиделось абсолютно иным — и происходить-то всё должно было не так!
Смотрела Марина в сторону.
И что ему делать дальше?
Хватать ее за руки, заламывать, бить и… Всегдашний страх вдруг проснулся в нем. Илья сказал, плохо уже представляя, что происходит:
— Понимаешь, у меня никогда никого не было.
Он посмотрел ей в лицо; опустить глаза после того, первого, взгляда, оказалось невозможным.
— И ты решил ТАК попробовать? — тихо спросила она, не повернув головы.
— Да… — Илья растерялся.
— И думаешь, поймешь хоть что-то? — Марина говорила словно не сама, словно повторяла чьи-то слова, тянувшиеся сверху. — Я же не хочу тебя, понимаешь? Не хочу. Ты ведь даже не сумеешь ничего из-за этого.
В голову словно вбивали гвозди.
Илья встал и, покачнувшись, шагнул к выходу.
От необходимости ежесекундно принимать решения он устал; сердце дергало в разные стороны, как от ударов извне. Взявшись за ручку входной двери, он остановился, обернулся, отпустил её и шагнул назад. Снова взялся за ручку и дернул дверь на себя. Дверь не поддалась; Илья развернулся и бросился обратно на кухню.
— Открой мне! Слышишь — открой! Шлюха!
Марина, всё так же закрываясь руками, медленно встала с табуретки и двинулась в коридор, стараясь всё время держаться к нему лицом. Илья пошагал за нею, тяжелея на каждом шагу, не
