Рассвет сменяет тьму. Книга вторая: Восставшая из пепла - Николай Ильинский
— Вот и вся разгадка тишины, — насторожился комбат, — готовится новый штурм, но сначала начнут обрабатывать авиацией… Поэтому их пехота и отошла, чтобы укрыться понадежнее… Сейчас начнется представление!
— Черт! Руки, руки! — почти кричал капитан Петров. — Остались зубы… и то оружие…
— Вам лучше в санбат, капитан, — посоветовал Званцов.
— А где он санбат, а где что, — пожал плечами Петров и скрылся в развалинах дома.
Но будут новые развалины, которые сокрушат под собой все живое. И комбат приказал бойцам скрытно, где надо, ползком на брюхе сблизиться с притаившимися за такими же развалинами немецкими солдатами.
— Пусть и они нам пока помогают, а после мы с ними обменяемся приветствиями…
Десятки самолетов с крестами на крыльях и фюзеляже появились над непокоренными кварталами города, сбрасывая на них сотни тонн огненно-стального груза. Пыль и дым окутали все: ни увидеть бойцов, ни докричаться до них. После воздушной атаки через улицу из всех щелей разбитых зданий вспыхнул бешеный огонь из пушек, гранатометов, огнеметов, и нескончаемый свинцовый ливень из пулеметов и автоматов обрушился на головы бойцов батальона. Званцов с трудом выбрался из-под развалин, но тут же вновь был засыпан камнями и пылью: рядом взорвался снаряд.
— Старший лейтенант! — падая, услышал он голос, несказанно далекий, но очень знакомый. «Ну что же это такое?! — подумал он. — Почему я падаю… так глубоко… и в такую темень… Сидоренко, почему света нет?»
Пришел в себя Званцов в полевом госпитале, сооруженном в высоком — откосе на берегу Волги. Стены помещения были обиты фанерными листами, между соединениями которых в момент взрывов снарядов и бомб, шурша, сыпался песок. Александр попытался пошевелиться, но тело не подчинялось его воле, лишь голову он смог повернуть набок. Рядом лежало много раненых красноармейцев. Заметив, что Званцов пошевелился, к нему подошел человек в белом халате, лица которого Александр никак не мог разглядеть. Это был врач. Он наклонился, внимательно посмотрел на Александра и спросил:
— Вы можете говорить?
— Да, — тихо протянул Александр, — могу… — И вдруг спросил: — Кто из батальона остался жив?
— Не знаю, голубчик, — развел руками врач. — Может, живы, а возможно, все погибли… Но вы не переживайте. Такая мясорубка?… Радуйтесь, что вы живы…
— Это несправедливо, — прошептал Александр.
— Что несправедливо? — еще ниже наклонился над ним врач.
— Мне к своим надо…
— Ну вот! — покачал головой врач. — А кто же Сталинград защищать будет?
Затем врач отошел и вернулся не один. С ним была Верочка. Раненая, в бинтах, но ходить могла. Это она, сама окровавленная, из груды камней и щебня вытащила комбата, но до берега добраться с ним не смогла, ей подсобили красноармейцы. Батальон Званцова весь остался под развалинами. Александр, открыв глаза, узнал Верочку, попытался улыбнуться ей, но не смог.
— Здесь оставаться небезопасно, сестра, подошел к Верочке врач, — его, — кивнул он на комбата, — срочно нужно переправить на тот берег, только там его еще можно попытаться спасти… Да и вам. голубушка, надо в госпиталь… Есть еще одна неповрежденная лодка, тяжелораненых отправим на ней… На плотах нельзя, грести некому — вот беда!
— Я с ним, — тихо, но решительно сказала Верочка, и врач не стал возражать, а, наоборот, поддержал:
— Хорошо, хорошо, — кивнул он, — я же сказал: вам тоже ведь надо туда… К тому же будете оказывать раненым помощь… Волга-то, она широкая, одним махом ее не одолеть…
Лодка оказалась небольшой. В нее уложили семерых раненых красноармейцев и Александра. Верочка умостилась рядом с ним, взяв его руку в свою и нежно гладила. Уже стемнело, можно было переправляться. Днем на переправу со свистом и шипением падали сотни бомб и снарядов врага. градом сыпались пули из пулеметов и автоматов. Но и в ночное время было небезопасно. Воду часто озаряли осветительные ракеты немцев, однако все же ночью оставался шанс благополучно переправиться на противоположный берег. Однорукий пожилой человек в военной форме, видимо боец, сел в конце лодки у мотора.
— Ничего, сестричка, — глухо сказал он Верочке, не беспокойся, я не первый раз переплываю туда и сюда, небось, и теперь Бог помилует, не даст нам утонуть…
Он здоровой рукой завел мотор, который сразу же заработал, пуская густые едкие клубы дыма. Лодка, покачиваясь на волне, медленно, как показалось Верочке, крадучись, двинулась вперед. Сначала ничего не было видно. Лодка плыла в темноте, лишь отблеск пожаров в городе освещал ее контуры и согнувшуюся фигуру бойца у мотора. Но вот вспыхнула осветительная ракета, и Верочка увидела, что справа и слева двигались плоты и еще какие-то лодки с людьми. Откуда-то с берега ударила пушка, затем другая. На водной глади вверх поднимались фонтаны воды и дымя Немцы стали обстреливать Волгу но всей ее ширине. Вдобавок к тому, над рекой появились самолеты. С обоих берегов по ним били зенитные орудия, целая стена трассирующих пуль пронизывала темный небосклон, отражаясь в воде.
— И каждую ночь вот так, — услышала Верочка голос сидящего у мотора человека. — Покоя не дают!..
Лодка двигалась не так быстро, как хотелось Верочке, А нельзя ли увеличить скорость? — спросила она. Нет, нельзя, — услышала она в ответ. — Идем на пределе…
В свете появившихся над рекой новых ракет медсестра лучше рассмотрела перевозчика, который что-то говорил, но что — она не сразу услышала. Лишь потом до нее стали долетать слова: «Святым Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас и сохрани». И так несколько раз. Девушке уже самой захотелось повторить бесхитростные слова молитвы, но в этот момент совсем, совсем близко что-то с надрывом зашипело и заныло. Верочка увидела, как в испуге пригнулся к мотору перевозчик. Она инсктиктивно закрыла собой Александра, спасая его от чего-то приближающегося, неведомого и неотвратимо-страшного. Снаряд, выпущенный из ствола немецкой пушки, упал под левый борт лодки и взорвался. Огромный столб огня, дыма и щепок взметнулся к небу. Через несколько минут, когда дым рассеялся, на все еще неуспокоившихся волнах, освещенных висевшими над рекой осветительными ракетами, где была лодка, качались и дымились обугленные щепки и на воде догорали остатки масла и бензина, выплеснутого из разбитого мотора.
А другие плоты и лодки продолжали свои путь к спасению.
V
Сорок второй год был на исходе. Война достигла своего апогея, начинался ее перелом. В Нагорном люди жили без радио и газет, но и в этих условиях до них доходили слухи о событиях в Сталинграде. Заметно приуныли староста и полицаи, которые уже не так нахально размахивали плетками, сгоняя мужиков и баб на работу;
