Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
– Спасибо, Цыпа… Ой, прости, Денис!
– Да ладно, я не обижаюсь. Это прозвище не хуже других. Нос вытри! И пойдем.
– Куда?
– Как куда? Обедать. Там Маринка уже борщ подогрела. Сейчас мама с работы вернется, да и отец голодный. А ты ревешь сидишь. Эгоистка ты, Дашка!
Даша сидела, теребя платок и не решаясь поднять глаза на Дениса, а потом все-таки спросила:
– А тебе бывает страшно? Так, чтобы внутри все в точку и дышать тяжело?
– Да. Раньше было очень часто.
– А сейчас?
– А сейчас у меня есть дом… Я надеюсь. Есть родители. Есть Никита и Гиппократ. И мне уже не так страшно. А тебе?
– А я все время боюсь.
– Чего? Ты же здесь уже давно, – Денис присел на корточки и заглянул в глаза Даше. – Что не так?
– Если меня не любили, когда я была одна, то почему меня будут любить, когда вокруг столько всех? Маринка, Павлик, ты… Никита не в счет. Он уже почти взрослый.
– Дашка, ты такая глупая!
– Почему?
– Потому что если у человека хватает сил любить кого-то, то и на других его точно хватит. Понимаешь? Если мама Рая любит Никиту, а с этим ты спорить не станешь, потому что так и есть, то почему она меньше должна любить тебя или Маринку? Она когда-нибудь вас делила? Ты знаешь ответ на этот вопрос, ведь я здесь не так долго живу.
– Нет. Не делила.
– Так чего ты тогда трясешься?
– Сама не знаю. Мне просто страшно, – Даша всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. – Будешь теперь смеяться надо мной?
– Нет. – Денис встал на ноги и попрыгал на месте, чтобы размять онемевшие ноги. – Не буду. Надо мной слишком часто смеялись те, кого я об этом не просил. Обзывали меня всяко-разно, старались сделать побольнее. Поэтому я очень хорошо знаю, что это такое, когда над тобой смеются. Я таким быть не хочу.
– И я… – голос Даши прошелестел тихо, но Денис ее ответ услышал.
– Ну так и не будь. В чем проблема? Это только от тебя зависит. А теперь пойдем уже поедим, а? – Денис шагнул в сторону кухни и махнул рукой. – Пойдем! У нас борщ сегодня на обед, а не Дашка. Не съедят тебя. Ты ж вредная, а, значит, невкусная. Так что бояться тебе нечего.
И Даша пойдет вслед за Денисом.
А спустя несколько лет молодая симпатичная девушка сбежит по ступенькам старинного здания, где расположен юридический факультет одного из старейших в стране университетов, повиснет на шее у высокого кареглазого парня и завопит так, что обернутся все, кто будет рядом в этот момент:
– Цыпа! Я сдала! Все! Диплом у меня в кармане! Идем праздновать!
И парень обнимет ее в ответ, растрепав аккуратную прическу:
– Погоди, торопыга, сейчас Пашка подъедет. И Никита с Настей на подходе.
– А Маринка?
– Она дежурит сегодня. Маму подменила.
– Ага! Я знала! Мама торт печет?
– Хитрюга! Печет. И салат твой любимый уже сделала. Я домой заезжал. О, а вот и наши. Побежали?
Даша кивнет и обернется. И глаза ее снова станут голубыми, как спокойное море. А такими они у нее бывают, только когда она совершенно счастлива. И она возьмет за руку брата, которого так и будет называть смешным прозвищем, придуманным когда-то в их общем детстве – Цыпа. И в этом прозвище не будет уже больше никакой обиды, а будет что-то совершенно иное. То, что движет людьми гораздо лучше, чем зависть и злость. То, что зовут таким простым и правильным словом – любовь.
Черепашка
– Наталья, если ты не спустишься немедленно, мы уедем без тебя!
Голос матери пробился сквозь кружево Вивальди, звучавшее в наушниках Наташи, и она скатилась вниз по шаткой лесенке, ведущей на второй этаж дачи.
Мама стояла у машины и нервно притопывала ногой в нетерпении.
– Ната! Ну как так можно?! Мы все тебя ждем! Попадем в пробку и будем куковать несколько часов! А мне на работу завтра! Да и бабушка…
– Мам, я уже здесь. Поехали?
Наташа открыла дверцу старенькой отцовской «Нивы», забралась на заднее сиденье, потеснив переноску с котом и бабушкину любимую подушку-думку, а потом глянула в окно, прощаясь мысленно с дачей.
Вот и все… Еще одно лето ушло… Хорошее такое, особенное…
В начале этого лета Наталья была неуклюжим стеснительным подростком, с соплями и слезами наперевес по поводу и без оного. А сейчас… Сейчас она стала почти взрослой. И чувствует себя чуть ли не героиней романа, ведь у нее за это лето случилось почти все: и влюбиться она успела, и расстаться с любимым, и даже понять, что далеко не все и не всегда нужно принимать на веру, когда дело касается любви…
А в том, что это любовь – Наталья уверена была точно. Ведь в ее характере была одна интересная особенность, которую с трудом выносили ее близкие.
Никогда и ничего Наташа не делала спонтанно и сгоряча. Любое действие сопровождалось долгими размышлениями и вопросом: «А надо ли оно вообще».
– Ты как черепашка, Наталка! – сетовала мама, глядя, как дочь медленно, но верно натягивает варежки в раздевалке детского сада. – Ну и зачем? Можно же надеть, когда на улицу выйдем!
– У меня пальчики замерзнут!
– Не успеют!
– Лучше так!
– Копуша…
К подобным умозаключениям мамы Наташе было не привыкать. Она с детства слышала, что улиточки медленные, как Наташа. Что мишки косолапые в лесу ее за свою бы приняли и медом угостили. Что нужно поторапливаться, а то все интересное мимо пройдет и Наташе не достанется.
От мамы или бабушки такое было слышать, конечно, не очень приятно, но и не так чтобы обидно. Наташа понимала, что они ей добра хотят, а потому пытаются воспитывать. Положено так. Детей же воспитывать надо.
А вот от других Наташа в свой адрес обидное не терпела. И когда в садике Митька Куропаткин залез на стул и начал громко петь песню про Наташку-черепашку и ее очки, ему весьма не поздоровилось. Митю Наталья отлупила. И за это просидела в углу на специальном стульчике почти целый час. Аж до прихода мамы. Воспитательница попробовала было объяснить, почему Наташа наказана, но мама, услышав причину, по которой Митя был призван к ответу, покачала головой и фыркнула:
– Мало ему! Дразниться не будет в следующий раз!
Воспитательница ахнула, но мама Натальи осталась при своем мнении.
В тот день она не торопила Наташу. Позволила
