Это - Фай Гогс
Между тем мои доспехи были надеты, и мне осталось только не прогадать с оружием. Я выбрал из кучи пятифутовое железное копье и, присовокупив к нему гербовый щит со стены, опустился на пол.
– И не смей мне больше голову морочить своими коровами! – продолжал я, сделав несколько пробных выпадов, которые мой противник без труда отбил. – Я к тому, что в дураках остались и рационалисты, и идеалисты! Да, все вот это – я описал копьем полный круг – сюжет, история; и что бы ты там ни говорил, но история эта, на мой личный взгляд, вполне себе неплохо рассказана!
Едва я это произнес, как чуть не поплатился за свое самодовольство. Мой противник издал глухой рык и ринулся вперед, попытавшись уколоть меня двуручным мечом, словно это была легкая рапира.
– Эй! – крикнул я, едва успев отскочить назад. – Так не честно! Ты рубишь, я колю, что непонятного? Правила фехтования я для кого сочинял?
Вместо ответа священник рубанул так, что рассек мой щит пополам, едва не лишив меня руки.
– Кто мне вчера плешь проедал насчет восьми миллиардов? А сам теперь скачет козликом и бряцает металлом, как какой-нибудь богомерзкий аммонитянин! Стыдоба! Хорошо, хоть у одного из нас осталось капля рассудительности. Ты дерешься с очередным моим двойником, а я тут, наверху! И на потолок смотреть не надо! Здесь тебе не Ватикан, а я не накачанный дедуля с шаловливыми пальчиками! Выше глянь!
Священник задрал голову, насколько позволяли ему его латы, и увидел меня, сидящего на облаке в трех тысячах футов над местом сражения.
– Поднимайся ко мне, падре! Сedant arma togae![58] Я расскажу тебе такое, о чем в книжках не напишут! Что, не можешь? Это только в доме ты весь такой из себя добрый молодец? – и я мановением руки очистил священника от его доспехов, выбрал из кучи церковных облачений и надел на него кардинальскую мантию и красную шапочку, а затем вознес его мощное тело наверх. На поле брани осталась его точная копия.
– Располагайся, дорогой прелат! – радушно приветствовал я священника, когда он неуверенно ступил на зыбкое облако. – Нравится, как я тут все устроил? Особых удобств не жди, но что бы тебе сказали ваши клермонтские варвары, если бы, воротясь назад, ты начал затирать им про то, что на небесах все в точности также, как в заведении у Мони Рахлиса в Даунтауне? А так, вообрази заголовки в ваших деревенских таблоидах: «Клирик из захолустья вернулся ОТТУДА и готов выложить ВСЮ ПРАДУ!»; «Облака, лютни – но НИ ОДНОГО АРХАНГЕЛА!»; «Священника проверили на полиграфе – он НЕ ВРЕТ!!!»
– Так что ты собирался мне рассказать? – рассеяно спросил отец, отыскав облачный выступ поплотнее и осторожно на нем устраиваясь.
– Вот так, сразу быка за рога? Даже не поинтересуешься, как там дела у твоего клона? А ведь я старался! Ты только полюбуйся на этого разбойника: он-то, в отличие от тебя, «во время болезни во вретище не одевался, постом душу не изнурял, молитва в недро его не возвращалась» – и у парня все под контролем! Обрати внимание – он собирается кинуть горсть песку моему парню прямо в глаза, а меч у него, готов спорить, намагничен! Воистину: на бога надейся, а сам…
– И все-таки, – перебил меня священник, – зачем я здесь?
Его благородное лицо теперь не выражало ничего, кроме неподдельной горечи и разочарования.
– Вот те раз! А кто позавчера разливался на проповеди насчет «взыщите Господа и силы его, ищите непрестанно лица его…»
– Да, позавчера я говорил такое, помню. И был, между прочим, вполне искренен – потому что тогда я действительно жаждал нашей встречи. Да и сейчас во мне еще не угасла надежда, что у тебя хватит мужества пусть не исправить – но хотя бы устыдится того, что ты натворил! Повторюсь – если это был ты… Однако сомнений в этом у меня остается все меньше и меньше, и…
– Я вот все никак не возьму в толк – а ты-то чем недоволен? Ты, кому я подарил самую непыльную работенку из всех возможных, назначив тебя своим жрецом?
– Чем я недоволен? Так, давай-ка прикинем… – он почесал подбородок. – Хм, знаешь, всегда думал, что когда я тебя встречу, то вопросов у меня будет так много, что уйдет вечность, прежде чем я хотя бы пойму, какой из них станет первым. А оказалось, что вопрос, по большому счету, всего один. И это не вопрос даже, а скорее… не знаю…
– О, не торопись, дорогой мой пресвитер. У нас с тобой есть крупное преимущество – о будущем нам больше волноваться не придется! Если я что-нибудь и могу тебе твердо пообещать, так это как раз ту самую вечность; а вечность, как ты понимаешь – она вне времени!
Священник что-то пробурчал, собираясь с мыслями. Я решил ему помочь:
– И раз уж с будущим и прошлым мы разобрались, значит, ваш вопрос касается того настоящего, что я вам даровал?
– Да. И нет… – Я впервые заметил, что он умеет волноваться.
– Что ты там блеешь, милейший? «Безгласен, как агнец перед стригущим его»! Отверзай-ка свои уста, а не то…
– …то есть нет – больше уже нет! Я вдруг понял, что ни будущее, ни тем более прошлое меня тоже не интересует! Ха-ха-ха! – засмеялся он истерически. – Очень просто: раз уж все это история, сюжет, то, стало быть, прошлое – это всего лишь предыстория, или, говоря еще конкретнее – завязка. Ведь так оно и было задумано? Верно?
– Верно, верно, – попытался я его хоть немного угомонить. – Кстати, почему это вдруг оказалось для тебя прямо такой уж новостью? Разве та ваша небылица с проклятием не приводит нас ровно к такому же выводу? Небылица, в которую я, кстати сказать, до сих пор…
– А раз это завязка, – снова перебил он меня, – то она, по твоему замыслу, должна объяснить то, что творится там, внизу, прямо сейчас? Правильно?
– Да, примерно так.
– Вот это-то у меня в голове никак и не укладывается!
– Ну, что там еще у тебя в голове не укладывается? – Даже
