Создатель эха - Ричард Пауэрс
Проснуться и знать – ужасно. Проснуться, знать и помнить – невыносимо. Несмотря на тройное проклятие, Вебер придумал, чем утешиться. Какая-то часть мозга способна смоделировать другого моделиста. Как раз-таки эта замкнутая петля и породила всю любовь и культуру, ряд нелепых подарков, каждый из которых – попытка доказать, что создатель – не «я»… Нет ни дома, ни целого, куда можно вернуться. «Я» тонким слоем укрывало все, что видело, и менялось с каждым лучом меняющегося света. Но если внутри нет ничего, что было бы полностью нашим, значит, по крайней мере, какая-то часть нас на свободе, над всеми другими, с ними торгуется. Через наши цепи проходят чужие.
То была первая мысль, сформировавшаяся в мозгу Вебера; его изменившийся синапс. Озарение, в котором он всегда нуждался. Однако оно тут же рассеялось с появлением новых вспышек – лежащая рядом Сильви простонала и заворочалась, а затем открыла глаза и улыбнулась.
– Хорошо? – промурчала она. Не проговариваемое «спалось?» – их старая привычка.
И поскольку ответ был «да», Вебер кивнул, улыбаясь в ответ. Всю жизнь он всегда спал хорошо.
Наступило и прошло Рождество, а ангел так и не объявился. После эфира ему позвонили десятки людей, высказывали разные предположения, но полезной информации не предоставил никто. Марк, поняв, что «Раскрытие преступлений» его тоже подвело, прозрачно намекнул Карин: он прекрасно себе представляет, что на самом деле произошло той ночью. Любой амбициозный бизнес-проект по преобразованию региона в первую очередь потребует работы с жителями этого самого региона. Она начала выспрашивать подробности, но Марк посоветовал пораскинуть ей мозгами и додуматься до всего самой.
Ранним вечером в канун Нового года на порог «Хоумстара» заявился специалист Томас Рупп из сто шестьдесят сдьмого разведывательного полка под названием «Солдаты прерий». Вместо пальто – трехцветный пустынный камуфляж. Он только что вернулся в город с учений. Марк выглянул в грязное парадное окно на темный двор, решив, что к нему прибыли военизированные формирования с целью захвата дома в связи со строительством нового природного поселения.
Специалист Рупп стоял на крыльце, выстукивая триоли по двери из полимера, имитирующего древесину. Сквозь стекло окна просачивался саундтрек антикварного шоу с гостелевидения.
– Гас. Ты как? Открывай, Гас. Не вечно ж тебе на нас злиться.
Марк стоял по другую сторону двери, размахивая метровым гаечным ключом. Поняв, кто пришел к нему на самом деле, он крикнул в хлипкую панель.
– Уходи! Тебе здесь не рады.
– Шлютер, ну ты чего. Открой дверь. Я же окочурюсь.
На улице где-то минус шесть, видимость – три метра. Ветер взвивал мелкозернистый сухой снег в белую песчаную бурю. Рупп дрожал, что только подтвердило подозрения Марка: это ловушка. Рупп никогда не мерз.
– Давай проясним уже все, приятель. Впусти, поговорим.
Собака к этому времени уже билась в истерике: по-волчьи рычала и подпрыгивала на метр в воздух. Готовилась выпрыгнуть в окно и отстоять хозяина. Из-за шума Марк не слышал собственных мыслей.
– Что прояснить? То, что вы соврали? Что из-за вас я в аварию попал?
– Впусти, и все обсудим. Разберемся уже раз и навсегда.
Марк ударил по входной двери гаечным ключом в надежде отпугнуть незваного гостя. Собака взвыла. Рупп начал сыпать руганью, чтобы остановить Марка. Соседка – специалист по обработке данных на пенсии, ныне раздававшая обеды бездомным в католической школе, – распахнула окно и пригрозила бросить в них бутыль с зажигательной смесью, если не прекратят шуметь. Но крики продолжились: Марк требовал объяснений, а Рупп требовал, чтобы его впустили в тепло.
– Да открой ты, черт возьми, Гас. Нет у меня на глупости времени. Меня призвали. Уезжаю послезавтра на базу в Форт Райли, слышишь? А потом подготовят – и в Саудовскую Аравию.
Марк перестал орать, утихомирил собаку и спросил:
– Саудовская Аравия? Зачем туда?
– Крестовый поход. Армагеддон. Джордж против Саддама.
– Смотрю, тебе не терпится. Так и знал. Кому от этого польза будет?
– Второй раунд, – ответил Рупп. – На этот раз все будет по-настоящему. Иду за ублюдками, которые уничтожили близнецов.
– Они давно мертвы, – заметил Марк, обращаясь скорее к собаке, чем к Руппу. – Погибли в огненном взрыве при столкновении.
– Кстати о смерти. – Рупп затоптался по крыльцу и заскулил от холода. – Я для пустыни одет, Гас, а тут Антарктика. Пустишь в дом? Или убить хочешь?
Заковыристый вопрос. Марк ничего не ответил.
– Ладно, чувак. Сдаюсь. Ты победил. Говори тогда с Дуэйном. Или жди, пока я вернусь. Заварушка быстро закончится. Головорезы максимум неделю продержатся. Ко дню флага Меткий Рупп уже дома будет. Свожу тебя на рыбалку на твой день рождения.
Дом ответил тишиной. Рупп попятился в ледяную песчаную бурю.
– Поговори с Дуэйном. Он объяснит, что произошло. Чего тебе из Ирака привезти, а, Гас? Эта их белая тюбетейка на полчерепа пойдет? А может, четки для молитвы? Миниатюрную нефтяную скважину? Чего хочешь? Ты только скажи.
Рупп почти растворился в пурге, когда Марк крикнул:
– Чего хочу? Хочу, чтобы мне друга вернули.
В воскресенье, в День сурка, Дэниел Ригель позвонил другу детства. Они не общались пятнадцать лет, если не считать переглядываний при случайной встрече в супермаркете, но и тогда они молча проходили
мимо, делая вид, что не заметили друг друга. Дэниел набирал номер дрожащей рукой, а затем положил трубку. Но заставил себя поднять ее снова.
Карин рассказала ему про беседу в заброшенном доме Шлютеров – доме, который Дэниел помнил как собственный. Что-то внутри надломилось после признания Марка, и она приперла Дэниела к стенке: «Ты любил Марка, не так ли?» Конечно. «Ты по-настоящему любил его». Она разглядывала Дэниела, словно инопланетянина, переосмысливая всю свою жизнь.
Он понятия не имел, что сказать, если Марк возьмет трубку. Но это было и неважно: главное – начать. На другом конце провода громко вскрикнули:
– Алло?
И Дэниел произнес:
– Марк? Это Дэнни. – Голос скакнул от баса до сопрано, как у подростка. Марк ничего не ответил, поэтому Дэниел заговорил ужасно будничным тоном. – Твой старый друг. Как дела? Чем занимаешься? Давненько мы не общались.
Наконец, Марк подал голос.
– Она тебе рассказала, да? Конечно. Она же твоя жена. Возлюбленная. Или кто вы там.
Тон его звучал то недоуменно, то изумленно. С чего бы это людям обсуждать его за спиной? Какое им до него дело? Окутанные тайной слова, что вот-вот канут в мистическую пучину.
Дэниел, запинаясь, пустился в объяснения, начал прояснять старое недоразумение, недопонимание, неудачный эксперимент. Не то, что ты думаешь; не так сказал; не стоило предлагать. Когда он закончил, повисло долгое молчание, зревшее пятнадцать лет. Затем:
– Послушай. Мне все равно. Меня даже не волнует, что ты любишь животных больше, чем людей. Не будь я человеком, сам бы за них боролся. Просто не кичись этим. Да, у нас студенческий городок,
