Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский
‒ Да, Миша, кругом сплошные пожары, а главный пожар у нас с тобой впереди. От этого никуда не денешься и тем это интереснее. Ты знаешь, я сегодня с утра с дрожью едва справляюсь. До этого был как тюлень сонный, а сейчас каждый нерв на взводе, совсем иное состояние. И знаю: чем ближе буду к передовой, тем большая трясучка будет охватывать.
‒ Трусишь, что ли?
‒ Не понял! Наоборот, в бой душа рвётся.
‒ Меня дождись. Вдвоём будет надёжнее. Позвони, когда прибудешь на место, расскажешь, что там и как.
‒ Да всё, думаю, просто. Нужно добраться до блокпоста на своём направлении, попасть в пункт временной дислокации, найти старшину и сразу к нему с докладом: «Боец такой-то прибыл после излечения! Незамедлительно ставьте на довольствие!».
‒ Как у тебя всё легко и просто. Надо знать, как добраться до этого самого блокпоста, что говорить патрулю в случае чего.
‒ Чепуха. До меня сейчас патруль докапывался. Документы проверили ‒ и бывай здоров, не кашляй. Да, кстати, у тебя кашель-то прошёл или мучает? В сосновых лесах живёшь, ведь на что у нас степь, но я и среди степи продышался, а первое время будто сажу отхаркивал.
‒ Ну ладно, Сергунь, все деньги проговоришь. До встречи. Ты там без меня не спеши рыпаться. Вдвоём-то веселее.
‒ Договорились. Когда тебя ждать?
‒ Примерно через неделю. Перед выездом позвоню.
‒ Лады… Вон вроде мой паровоз приближается, ‒ Земляков отключил и убрал телефон, поправил рюкзак и отправился навстречу своему вагону.
Через два часа Сергей был в столице, в метро переехал с Казанского на Курский вокзал, спеша успеть на «Ласточку», так как южное направление не столь напряжённое, с юго-восточным не сравнить, прежде чем новый поезд помчал его к южным границам.
Переехал, успел, и вскоре качался в вагоне с сидячими местами. Когда уселся у окна, то вспомнил, что с утра не ел. Достал из рюкзака пакет с соком, упакованные в фольгу домашние Катины пирожки с повидлом, бутерброды с ветчиной ‒ чем не еда. Пирожки предложил соседу ‒ пожилому мужчине:
‒ Отведайте, домашние!
‒ Что ж, с удовольствием, но сначала… ‒ Он достал из бокового кармана пиджака влажные салфетки, выдернул одну себе и предложил Землякову: ‒ И вам рекомендую.
Земляков воспользовался предложением, протёр руки, предложил:
‒ Если есть во что, налейте себе, попробуйте сока.
‒ Нет ничего подходящего. Хотя дочь мне что-то сунула в сумку перед уходом. ‒ Он достал пакет из пакета, а в нём бутерброды, бутылочка минеральной воды. ‒ Да у меня тут целый завтрак туриста. Но всё равно пирожок ваш попробую, а от сладкого сока воздержусь из-за повешенного сахара в крови.
‒ Так и пирожок сладкий.
‒ Ну, что же поделать. Как теперь откажешься, если согласился, ‒ улыбнулся усатый дядечка, чем-то напоминавший Землякову отца, и представился: ‒ Анатолий Иванович!
‒ Сергей, ‒ отозвался Земляков.
Когда перекусили, попутчик спросил:
‒ А вы к месту службы или со службы?
‒ После госпиталя и отпуска.
‒ Значит, успели побывать там?
‒ Успел, ещё как успел, вспоминать не хочется.
‒ Ну и не вспоминайте.
‒ А вы ‒ молодец! Сразу настроение создаёте!
‒ Приходится. Всю жизнь работал со школьниками, ‒ пояснил он. ‒ А вы кто по специальности или профессии?
‒ Колледж за плечами. Механик по эксплуатации сельхозмашин.
‒ Удалось поработать по специальности?
‒ Только первое время. А потом мой работодатель разорился и началась кутерьма. Из огня да полымя бросало. В последние годы фермерствовать пытаюсь, но без стартового капитала не очень-то получается. Большое влияние на дела оказывает погода, а она в последние годы даже на моей памяти весьма переменчива. Вы-то далеко едете? ‒ спросил Земляков.
‒ У дочери в столице гостил, заодно и жену навестил, она у дочки живёт, помогает внучку растить, а теперь в Орёл возвращаюсь. Посмотрел на праздничную Москву, полюбовался видами, хотя ими особенно и любоваться некогда было, если зима вернулась, может поэтому и люди показались какими-то равнодушными. Причём ко всему. Вроде неплохо одетые, даже нарядные, а лица у всех неулыбчивые, отстранённые, будто вглубь себя смотрят и ничего там не видят.
‒ Так и веселиться-то особенно не от чего.
‒ Это верно. У нас только в телевизоре пляшут и поют, а народ с понятием, плясками да весельем его не удивишь… Вам что же, доводилось в людей стрелять? ‒ неожиданно спросил Анатолий Иванович и, немного отстранившись, посмотрел на Землякова чуть сбоку.
Вопрос рассмешил, неожиданно захлестнул злостью из-за излишнего любопытства. Вспомнился попутчик до Тулы, когда ехал из госпиталя. И этот туда же. Поэтому и ответил сердито, даже с ехидством:
‒ Нет, в людей не стрелял, а во врагов ‒ сколько угодно, со счёта сбился, скольких положил. А одного даже зарезал!
‒ И какие чувства испытывали? ‒ изменившимся голосом спросил Анатолий Иванович.
‒ Ой, только не надо об этом. Не хочется душу царапать.
‒ Извините.
‒ Не обижайтесь, но совершенно нет желания вдаваться в неприятные воспоминания, и без того горя хватает, ‒ сказал Земляков и подумал: «Ну, вот… Разговор испорчен!»
Но не тут-то было.
‒ А я, был бы помоложе, пошёл воевать, всё равно дома без дела сижу, а там пригодился бы.
‒ Все так говорят, вернее, отговариваются, кого воевать ни за какие деньги не затащишь! ‒ прямо высказался Земляков, но всё-таки заставил себя смягчиться. ‒ Не так всё просто. Это у нас в пехоте пока всё ещё по старинке ‒ автомат да гранатомёт и десяток гранат на поясе. Да рации есть. А так-то везде электроника. Ведь не сами же по себе дроны летают, орудия наводятся, бомбы умные изобрели, сбрасывают их, как из кривого ружья стреляют, ‒ за десятки километров до объекта атаки. И так во всём.
‒ Я хотя и не военный, но могу сказать, что пока пехота по земле не пройдёт, она считается чужой землёй. Когда прошли, зачистили, как это теперь называется, ‒ тогда земля завоёвана или отвоёвана, это с какой стороны поглядеть. До этого ‒ серая зона. Правильно я говорю?
‒ Вы, наверное, телевизор много смотрите?
‒ Да, смотрю, потому что я неравнодушный человек. Смотреть можно по-разному ‒ бездумно, а можно, анализируя, стараясь увидеть подтекст, то, что, как раньше говорили, написано между строк. Но
