Мои великие люди - Николай Степанович Краснов

— Тюр-ри-ли, тюр-ри-ли! — звенит невидимый в небе жаворонок.
— Кр-р, кр-р! — перекликаются грачи.
— Подь-полоть, подь-полоть! — зазывает перепелка.
— Чьи-вы, чьи-вы!.. Брек-ке-ке, брек-ке-ке! — летит с чибисника.
На чибиснике стаи гусей, бегают жеребята, блеют овцы, мычат коровы. Высокая трава. Цветы. Приволье. Вблизи все еще интересней, чем виделось с горки, от бабушкиной хаты, манит неудержимо!
Но пережитое впечатление так велико, что ребята не могут не подивиться еще раз на могучую машину, с которой только что сошли.
— Когда вырасту — буду трактористом, как дядя Витя! И все запашу кругом! И везде клубнику посажу!
— И я буду клубнику сажать! А еще я буду звеньевой, как мамка!
И скорей, скорей, пока дядя Витя обедает, они начинают рвать цветы, ловить бабочек, разглядывать норки, ползающих насекомых.
— Ой, веретеничка побежала! — Людка подкрадывается и — раз! — что-то прихлопнула в траве. Шарит осторожно, потом берет что-то и приподнимает двумя пальцами: — Убежала, а хвостик отдала. Гляди, он еще живой! Не бойся, хвостик не кусается. Пусть тут лежит, ящерка придет и заберет.
Только дорогу перешли, и Вовка видит: сидит на кусте какое-то чудо-юдо — не бабочка, не птица — крылышки будто из стекла, глаза большие. Ух ты! Чудо-юдо испугалось и перелетает на другой куст. Вовка подкрадывается, и цап его за крылышки:
— Людка, Людка! Я вертолетика поймал!
— Ух какая красивая стрекоза! Отпусти, она жить хочет!..
Разжал Вовка пальцы, полетел вертолетик куда-то за речку.
— Др-р, др-р… — донеслось с того берега.
— Это ж он, который у бабушки на огороде ночью пилил! Дергач! Хотя бы поглядеть какой! — Вовка бежит на мост. И тут кто-то над ним как крикнет:
— Чьи-вы, чьи-вы?
Поднял голову, а это птица. Он-то думал, что человек кричит.
И что ей от него нужно? И в чем он перед ней провинился? Кружит над ним, то взвиваясь, то падая вниз, — будто пугает, что клюнуть хочет.
— Не ходи туда! — испуганно шепчет Людка. — Чибис гнездо охраняет. Смотри, он шапку-то с тебя снимет!
Нет, не намерен Вовка отдавать чибису свою синюю бескозырку, на которой написано: «Моряк».
— А я ему как дам палкой!
Испугался чибис, улетел, и теперь его крик еле доносится с дальнего болота.
Вдруг кто-то заквакал в камышах:
— Ква, ква!.. Брек-ке-ке, брек-ке-ке!
Крик подхватили и вблизи и вдали — зазвенело по всему берегу, по всем болотам. Вовка замирает, удивленный:
— Кто это?!
— Эх ты, лягушек испугался… Да я им сейчас! — Людка побежала по берегу, а у нее из-под ног будто камни в воду сыплются: бултых, бултых, бултых! Вовка догоняет Людку, и вот они уже бегут, кто кого перегонит, а лягушки, переставая квакать, спасаются от них в воде: глазастые, большеротые, серые и зеленые, маленькие и большие — всякие. Теперь Вовка знает, кто это на чибиснике «брек-ке-ке» кричит.
Вдруг видит: из-за кочки выползло что-то непонятное, какой-то живой клубок. С одной стороны глянуть — будто бы лягушка, глянуть с другой стороны — будто бы змея.
— Людка, скорей, скорей! Гляди, сам не знаю что! Еще чудо-юдо, бяка-закаляка.
— Змея! Убей ее палкой!
Вовка пятится: а вдруг укусит. Боится, но ему стыдно признаться в этом. Говорит смущенно:
— Змеев я могу убивать только убитых. Вот я сейчас камнем ее!
Бух — кочкой по чуду-юду, рассыпалась кочка. Глядь, и с чудом-юдом что-то случилось: одна половинка юрк в кусты, а другая половинка прыг в воду.
— Дядь Петь, дядь Петь! — кричит, захлебываясь от изумления, Людка подъезжающему к ним на Снежке дяде. — Змея лягушку в роте держала. А Вовка как даст камнем! Лягушка и выпала, да как сиганет в речку! Ха-ха-ха, ну и чудо!..
Дяде Пете тоже смешно:
— Не дали ужу пообедать. Вон он пополз — два желтых фонарика на голове. Пусть живет, он безвредный… И лягушку спасли.
Он к чему-то еще приглядывается, вытягивая шею и вставая на цыпочки.
— Вон оно, чудо-то, ребята, ходит. Настоящее чудо!
— Где, где? Хотим поглядеть!
— Идем на бугорок. Только тише, не спугните!..
Поднялись на горку, залегли и видят: ходит среди гусей, лошадей и коров большая белая птица с черным хвостом. Ноги у нее длинные и красные. Такой же клюв на тонкой длинной шее, которым птица нет-нет да и выхватит что-то из травы.
— Какой красивый гусь! — воскликнули Вовка и Людка одновременно.
— Черногуз это, а не гусь, — шепчет дядя Петя, не сводя с прохаживающейся у болота птицы посветлевших глаз.
— А зачем он здесь?
— Жить тут будет.
— А где?
— На каком-нибудь дереве или у кого-нибудь на крыше.
— Ух ты! Вот бы на нашей!
Великая радость была бы Людке и Вовке, если б черногуз поселился на бабушкиной крыше!
Как хозяин, расхаживает важно и никого не боится. И его никто не трогает, — наверное, рады, что рядом такая красивая птица ходит. Черногуз то подпрыгнет, то набежит — на лягушат охотится. Изредка он, вытянув шею, поднимает к небу клюв и щелкает им, как трещоткой. Очень интересно наблюдать за ним. Но дядя Петя поднимается:
— Ну, ребятки, пора ехать. На ферму мне надо, молоко возить…
Вовка и Людка покидают нагретое место с большой неохотой.
— А я на него целый бы день глядела!
— И я!
— Наглядитесь еще. Лето большое. Завтра же сюда приедем.
— Приедем! Обязательно!
Медленно отъезжают, шумно делясь впечатлениями и непрестанно оглядываясь, чтоб еще и еще раз увидеть, как по чибиснику деловито и важно ходит Настоящее Чудо.
10
Всем доволен Вовка. Лишь одна досада: никак он не научится «р» говорить. А на кого ни посмотришь, все умеют. Ворона летит над огородом: кар-р! Кабан в сарае: хрю-хрю! Петух на плетень взлетел: ку-ка-ре-ку! Воробышек на ветке: чик-чирик! Утки на лугу: кря-кря! Самолет в небе: р-р-р-р! И трактор на полях, и грачи на деревьях, и дергач, и лягушки, и пес кусачий в чужом дворе, и даже Тютик, когда его как следует раздразнишь, — все умеют «р» говорить. А Вовка не умеет.
Без этого «р» не может быть полной радости. Овцы придут домой, и опять их Людка у него переманит, потому что она умеет сказать «барь-барь», а он нет. Корова Рыжуха придет, а он не умеет выговорить ее имя. Завтра опять поедут с дядей Петей на Снежке в поле, и опять ему вожжи не доверят, потому что «тр-р» у него не получается. И черногуза позвать застесняется: стыдно сказать «челногуз».
А дальше — еще хуже. Вырастет большой и захочет работать на лошади, как дядя Петя, а лошадь его и слушаться не будет. Лучше всего, конечно, быть трактористом, как дядя Витя.