Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский
‒ Вот молодец! Как ты тут без меня. Скучала?
‒ Не то слово. Коровой ревела. Ты же не разрешил приехать к себе!
‒ Валечка, не тот, дорогая, случай. Это же госпиталь, хирургическое отделение. Там столько всего можно увидеть, что потом спать не будешь. Так что уберёг тебя Бог от такой поездки.
Когда сели за стол, Михаил спросил:
‒ Может, что-то с градусом есть?
‒ Припасла для такого случая, а как же, ‒ спохватилась она.
‒ Ну так ставь на стол. За возвращение надо выпить, хотя с утра пораньше не начинают даже алкоголики.
Он налил себе рюмку, смачно выпил и выдохнул:
‒ Давно ждал этого момента!
Закусив, сказал:
‒ Сама-то поешь. На работу пойдёшь?
‒ Не знаю. К нам новенькая пришла, чтобы потом подменить меня, пока буду в декретном отпуске. Хотя, конечно, она сама сможет выдать и принять книги.
‒ А более ничего и не надо. Пусть привыкает к самостоятельности!
‒ Ладно, попозже позвоню ей, хотя она в курсе, заранее её предупредила, вот только точного дня не знала.
‒ Отлично! Звони и заваливаемся спать, уж так я мечтал об этом дне!
Валентина помыла мужу голову, аккуратно протёрла его раненую ногу. Михаил смотрел на жену и столько жалости было к ней в эту минуту, когда представил, сколько страданий она перенесла, дожидаясь его. Он, конечно, тоже без них не обошёлся, но ей всё равно труднее. Он-то на людях, всегда в компании, а она на работе почти всегда одна и дома одна.
‒ Чего о своей трубе-то не расскажешь? ‒ спросила она, когда дозвонилась до молодой коллеги и объяснила той суть звонка.
‒ Будь она неладна, эта труба. Из-за неё нас из госпиталя долго не выписывали. И теперь неизвестно какие будут последствия. Так-то вроде ничего, а временами кашель словно ниоткуда приступает.
‒ И вы шесть дней в ней сидели?
‒ Так и есть. Два дня пробирались, остальные дни ждали приказа к наступлению!
‒ По телевизору часто вас показывали. Смотрела и сердцем чувствовала, что и ты там.
‒ Вместе со всеми. Всем было нелегко, но парни держались. Были отдельные, но и их успокаивали. Там только уговоры действуют. Кричать, командовать будешь ‒ только хуже сделаешь. Так что, более или менее обошлось. Из нашей группы все на волю выскочили в нужный час. А когда выскочили, то, казалось, что лёгкие разорвутся. Это теперь привык, а тогда эйфория была.
‒ Ну ладно. Теперь забудь всё это поскорее, и новой жизнью живи!
Валентина разобрала неубранную с утра постель, и, когда улеглись, Михаил прижался ухом к животу жены, тихо спросил:
‒ Где тут Димка притаился?! ‒ И ещё тише добавил: ‒ Ой, он шевелится. Папку приветствует. Чудеса, да и только!
Они проспали до обеда. Михаил проснулся и с настроением потянулся:
‒ Вот где настоящий сон, только дома! Как же я мечтал об этом дне!
Валя уже хлопотала у плиты, а он не спешил вставать. Необыкновенное удовольствие накатило на него. Хотя настроение было отменное, но он волей-неволей вспомнил все те месяцы, прошедшие после подписания контракта. Сколько было перед этим обиды из-за погибшего сына, сколько переживаний при расставании с Валентиной, и это только являлось началом всей тогдашней суматохи. А потом была служба: курс «молодого бойца», словно он и в армии не служил, начало службы в полку, первые бои ‒ и всё это давалось с напряжением сил и воли, особенно первые погибшие от его рук. Ему в ту пору врагов было не жалко, он их и потом не жалел, но относился к ним как к строительному материалу. Как каменщик относится к кирпичам: кладёт их и кладёт по одному в стену, а стена всё растёт и растёт. Ни радости при этом нет, ни печали: привычная работа.
В какой-то момент появилась кошка. Она запрыгнула на постель, умостилась в ногах и отвернулась от Михаила, словно он здесь был случайным человеком.
Заметив, что муж не спит, подошла Валентина, обратила внимание на кошку, улыбнулась как подружке:
‒ Без тебя Муська привыкла со мной спать. А я не прогоняю ‒ всё рядом живая душа. Она, мне кажется, без тебя ещё больше привыкла ко мне. Не поверишь, поговорю с тобой по телефону, начну слезу гонять, а она подойдёт и о ногу трётся ‒ меня успокаивает, а у меня от её внимания ‒ слёзы в три ручья. ‒ Валентина вздохнула и спросила: ‒ Родителей будем в выходные приглашать?
‒ Обязательно. Повод подходящий. Так по всем соскучился. А может, и сами в гости сходим. Чего стариков гонять.
Валентина какое-то время молчала, занимаясь в кухне, а потом вернулась, настырно сказала:
‒ Вот я о чём подумала!
‒ О чём же?
‒ О том, что тебе необходимо лечиться амбулаторно. С понедельника начнёшь. Ведь в рекомендациях так и указано. В район мотаться не обязательно, у нас есть свой фельдшерский пункт. Менять повязку можно и самим, но зачем это нам нужно. Пусть фельдшер запишет в журнал или куда она там записывает. Наверняка карточку заведут или в компьютер внесут, все посещения учтут, а потом, когда понадобится справка, сделают выписку, в которой обозначат, что, мол, Медведев М.К. с такого-то по такое-то число прошёл курс реабилитации после ранения на СВО, и перечислят все процедуры, какие назначали тебе: и электричеством грели, и массаж делали, и повязки с лекарствами меняли ‒ в общем, всё-всё. А ты потом с этой справкой пойдёшь в военкомат на комиссию, и к тебе будет совсем другое отношение.
Михаил вздохнул:
‒ Значит, предлагаешь мне на комиссии слезу пустить и попытаться откосить?!
‒ Не «откосить», а поступить так, как требует состояние здоровья. Вот зачем, спрашивается, трость оставил в палисаднике? Думал обхитрить меня, а я сразу заметила по походке, что нога твоя не очень-то способная. Изъян в ней есть. Вот и повод.
Медведев резко сел на постели, отчего кошка вмиг соскочила с неё.
‒ Валя, я не хочу сердиться, но ты меня вынуждаешь. Ты бы видела, как ребята на фронте относятся друг к другу. Это на гражданке мы не пойми что, а там мужиками становимся. Они, если услышат такие речи, то в твою сторону и смотреть не будут. В трубе мужики последний глоток воды отдавали тому, кто в ней больше нуждался, а нуждались в ней все. Понимаю, что ты далека от всего
