Ангелы Суджи - Владимир Дмитриевич Пронский
Он даже лейтенанту не рассказал о своём изобретении. Зачем? Мало ли кому что-то на ум взбредёт. «Ещё неизвестно, чем всё это обернётся, ‒ подумал он. ‒ Был бы ручной пулемёт ‒ совсем другой расклад получался бы. Тогда и заботушки никакой: коси, коса, пока роса!». То, что легко складывалось в уме, не особенно состыковывалось на деле. Какую угрозу представляет для автоматного огня, а тем более для РПГ небольшой бруствер из сыпучего материала ‒ одна хорошая очередь, и нет баррикады. Сюда пристроить бы пару-тройку булыжников, на худой конец шпалу, лучше железобетонную ‒ тогда это почти маленькая крепость, но поздно затылок чесать и непродуктивно принижать значение того, что сделано, хоть в каком-то виде это лучше, чем ничего, а главное ‒ необычно и дерзко. Ну кто по доброй воле захочет выбраться из окопа, пусть и в пояс, и подставить себя под бой прямой видимости. Но если уж к тому сложилась ситуация, если сам ты это всё затеял, то первому и начинать надо. Главное не проморгать врага, лупить его первым, как только тот нарисуется на горизонте, и не давать ему спуску.
И Земляков их увидел, нескольких автоматчиков, ползших змеёй друг за другом, и когда оставалось до них метров 60–70 и они извивались уже на мосту, то не выдержал и первым открыл огонь. Он не видел, в кого и куда попадал, но то, что двое ползших впереди один за другим поникли головами, ‒ разглядел отчётливо. Третий затаился, похоже притворился двухсотым, с расстояния не разглядеть, но когда четвёртый и пятый поднялись, и, пригибаясь чуть ли не до шпал, побежали прочь, и уничтожить их не составило труда, то третий от такого расклада вполне обезумел и мгновенно вскочил, с разбегу «солдатиком» прыгнув с моста в реку. Андрей видеть его приводнение со своей лёжки не мог, но зато отчётливо услышал всплеск воды и несколько очередей, пущенных вдогонку.
С Сергеем связался Виноградов:
‒ Земляков, это ты геройствуешь на рельсах?
‒ Так точно, товарищ лейтенант!
‒ Орден ты уже заработал, поэтому немедленно запрыгни в окоп, а гауптвахту получишь за то, что оставил позицию без команды, но после войны. Нацисты сейчас вернутся с гранатомётами, и не с одним, и снесут твою засидку к ядрёной бабушке. Пулей, говорю, в окоп!
‒ Слушаюсь… ‒ скорее себе сказал Земляков и только теперь по-настоящему понял весь риск своей задумки.
Он по-пластунски скользнул в окоп и почувствовал дрожь в рука и ногах, и вообще его всего колотило, словно запоздало выходил испуг. Заполошные мысли залили голову, он пытался до конца восстановить в сознании свой, действительно, безрассудный поступок, и не находил ему объяснения. Так уж получалось, когда он сооружал «баррикаду», то по-настоящему умилялся от собственной придумки, казавшейся верхом инженерной мысли, а теперь она показалась мальчишеской дурацкой шалостью. И не орден он заслужил, а выволочку перед строем, хотя про гауптвахту лейтенант, конечно, загнул. Тем более после войны.
Хотя инициатива и смекалка бойцов только приветствуется, но когда она не подкреплена логикой, разумом, то при таком поступке можно лишь развести руками и поблагодарить Господа, что всё обошлось не худшим образом. Земляков только-только это понял, хотя всё равно до конца не мог согласиться с этой мыслью и почему-то подумал о тех, кто только что угодил под его огонь: «Они что, такими оказались преданными своим командирам, что готовы напропалую лезть под пули? Что они заслужат в таком случае? Или уже заслужили: смерть и бесславие!».
Эта мысль потом не давала ему покоя, даже после ещё одной атаки противника. А когда пришли сумерки, и нацисты рассеялись то ли в лесополосах вокруг Щербаткина, то ли затаились до более подходящего случая в прибрежных кустах, чтобы ночью по-тихому вернуться и навести шорох в хуторе, если, конечно, получится. В любом случае наступавшая ночь ‒ станет ночью бдения.
Ночь ещё не наступила, когда от Медведева пришло сообщение:
‒ Карпов ‒ двухсотый…
‒ Что случилось?! ‒ Земляков занервничал.
‒ Обычное дело ‒ из гранатомёта снесло.
‒ Давно это случилось?
‒ Во время последней на сегодня атаки нацистов… Граната в него угодила. Сам понимаешь…
Сергей не знал, что сказать.
‒ Что молчишь-то?
‒ А чего тут скажешь. Жалко его. Бузил он бузил и теперь упокоился.
‒ И не он один. Из второй группы двое. Многие ранены. В общем, работы у медбрата хватает. Им нужны операции. Если завтра наши не пробьются, то хана многим… Ладно, как у вас там дела?
‒ Обороняемся. Несколько атак отбили, теперь, судя по всему, они ночью не сунутся, если только какую-нибудь подлянку не придумают.
‒ Держитесь там.
‒ Держимся. Знать бы ещё за что.
20
Когда стемнело, лейтенант Виноградов принёс тепловизоры, чтобы наблюдать за противником с двух сторон насыпи и путями.
‒ На ночь сгруппируйтесь в окопах по двое, а то все заснёте и вас, как куропаток, по одному передушат. А двое есть двое: один бдит, второй спит, что вам совсем не помешает после трубы. Время сна и бодрствования поровну поделите, а не так, чтобы дрыхнуть наперегонки. Буду ходить проверять секреты. Пароль: «Космос». Отзыв: «Гром». Понимаю, что условия не очень-то комфортные, но после трубы нам теперь ничего не страшно, тем более на вольном воздухе. Гнёзда можете немного расширить. Ножи имеются? Вот и поработайте ими. Траву сухую нарвите на подстилку. Не замёрзнете. Теперь даже ночью тепло. Кого возьмёшь в пару?
‒ Громова с нашей группы. Вон он в двадцати метрах выглядывает.
‒ Сейчас пришлю его. Расскажи ему, о чём мы говорили. Пароль и отзыв не перепутайте, а то сдуру своих положите. Оставляю вам один тепловизор, второй ‒ соседям. Как с БК?
‒ Пополнить не помешало бы. И минами бы отгородиться.
‒
