Монстросити. Панктаун - Джеффри Томас

Дейзи с улыбкой ответил:

«Приятель, смелый ты, я погляжу,

Но не один Реддрим в хижине трется,

я тебе там пригожусь».

Дождик утих, лишь срывались в ночь

капли с козырька на крыльце

Домика, что одиноко приткнулся на Лосином Конце.

Дверь им открыл мутант рыболицый,

и сразу он пулю поймал.

Дейзи со смехом велел ему сдохнуть

и дальше в дом зашагал.

Брайн же молча стрелял по «мишеням»,

что шевелились во тьме,

Гнев его жег. Пусть прекрасное солнце

погаснет на этом дне.

Вдруг из дверного проема дважды взревел дробовик

Дейзи упал. Брайн бросился в сторону

и к полу мгновенно приник.

Тут появился, рыча и ругаясь, дородный Реддрим-сутенер.

Вскинув проворно оружие, Брайн выстрелил в гада в упор.

А после приблизился медленно к другу,

но тот лежал, не шевелясь,

В луже крови. Дейзи весело жил, и умер он тоже смеясь.

Брайн, шатаясь, прокрался на кухню.

Там, как пугливый зверек,

Полуживая сидела девчонка, яркий ночной огонек.

Оранжевая девчонка,

Чье лицо опустело,

Испуг олененка

Трясет ее тело.

Ласково, чтоб пробудить ее разум, Брайн с ней заговорил:

«Милая, мне бы раньше вернуться, но не хватало сил.

Нас же дурман так упорно толкал и заставлял сбежать,

Но станет пускай этот день первой битвой,

С которой начнем побеждать».

* * *

Апельсиновая девка,

Чья душа в ночи пропала.

Раньше пламенем плясала

А теперь как будто спит,

Словно ей и нет надежды.

Но улыбка вдруг как прежде

По губам ее скользит.

* * *

И вот, впервые за долгие годы

Люди и нелюди разной породы —

С радостью, гневом иль болью в лице,

Тверже камней или хрупче, чем стекла,

Даже незрячие видели теплый

Свет, что сиял на Лосином Конце.

Лицо

– Счастливого Рождества! – воскликнул пятилетний Йен Деклан. Хотя стояло позднее лето.

– Скорее уж Веселого Хэллоуина, – заметил своему другу молодой человек, проходя мимо Декланов по торговому центру.

– Что он сказал? – переспросила Ребекка мужа.

– Ничего, – тихо ответил Деклан, но через плечо оглянулся. В этот же момент с улыбкой оглянулся и молодой человек. Он был высоким, с темными волосами до плеч, косой пробор удерживала красная заколка, а черты его лица были настолько привлекательными, что он мог считаться красавчиком. Его полные губы широко раскрылись, обнажая зубы, яркие на фоне бронзового лица. Деклану нравилось думать, что в его собственном выражении имелось нечто, заставившее юношу торопливо отвернуться.

Йен беззаботно катился между родителями в своей тележке, которая больше походила на робота, чем на инвалидное кресло, и делала малыша чем-то вроде полумеханического кентавра. От резервуаров под сиденьем змеились трубки к катетерам в плоти. Тут и там на теле Йена виднелись пластиковые кольца от прежних портов, которыми больше не пользовались. Сын с рождения был подключен к разным системам жизнеобеспечения, хотя тележка для передвижения понадобилась ему лишь недавно – его ноги невероятно высохли и атрофировались, трудно было поверить, что малыш когда-то бегал по квартире. Даже Деклану, который сам и носился за ним, и убегал от него.

Деклан рассеянно огляделся, стараясь понять, не могло ли что-то в витринах вызвать у Йена тот возглас, но, кажется, дело было всего лишь в свежей привязанности сына к диску с рождественскими песнями. Йен начал слушать его несколько недель назад по совершенно необъяснимым причинам. Прошлой зимой эти песенки его не слишком интересовали, а в последнее время ему нужно было слушать диск по крайней мере раз в день. В иные же дни и по нескольку раз. Хотя Йен пользовался лишь несколькими простыми предложениями, усвоенными из специальной программы для дошкольников, которые он при необходимости твердил как попугай, песни он умудрялся перепевать слово в слово. Деклан, и сам любивший их в детстве, часто подпевал сыну. Голос Йена казался ему прекрасным, ангельским.

Коридоры торгового центра, по которым они прогуливались, были переделаны из остатков старой подземной канализационной системы, поврежденной во время большого землетрясения, обрушившего еще и большую часть прежней подземки Панктауна. Ради аутентичности в различных туннелях и водоводах по-прежнему сохранялись клапаны, распределительные коробки и системы небольших труб, которые змеились над головой или вдоль изогнутых стен между магазинчиками, причем и стены, и трубы, и глянцевый кафельный пол были выкрашены в бледно-зеленый цвет, напоминавший патину на меди. Йену нравилось это место, хотя в прошлом он часто устраивал истерики, если ему не разрешали зайти в каждый магазин игрушек и скупить все, что приглянулось. Теперь он, в целом, вел себя лучше, хотя у Декланов вошло в привычку покупать ему на каждой экскурсии какое-нибудь угощение.

Когда они подошли к одному из магазинов игрушек и игр, Йен начал показывать туда пальцем и издавать звуки, похожие на настойчивое хрюканье. Деклан заметил, как на его семейство посмотрела проходившая мимо пара. Без сомнения, они видели в Панктауне мутантов и куда более пугающих, чем Йен, но обычно те были порождениями нищеты, а не отпрысками хорошо одетых и явно неплохо зарабатывающих пар вроде Декланов. Даже спустя пять лет Деклан по-прежнему испытывал желание оправдаться. Объяснить той паре, почему так случилось. Почему этому существу позволили остаться в живых. Что аборт противоречит их религиозным убеждениям – хотя после Йена они начали использовать противозачаточные. И гораздо реже посещали церковь.

Сын потянулся к разноцветным ярким гирляндам магазина своими тонкими, почти стеклянными руками. Тележка помогала поддерживать ему голову, та постепенно тяжелела, словно кипящее грозовое облако из молочно-белой плоти. Несмотря на ее теперь уже огромные размеры (больше, чем у самого Деклана), малыш, казалось, состоял скорее из духа, чем из материи. Весьма вероятно, такой эффект создавала его кожа, сквозь которую просвечивала сеть ярко-голубых вен. Но еще, по мнению Деклана, дело было в чистой улыбке Йена, которую отец находил красивой, каким бы трагичным ни был взгляд этих несчастных глаз.

Шагая по обе стороны от сына, похожего на огромный плод в механической утробе, который они оба вынашивали, Декланы вошли в магазин игрушек.

Здесь бегали и восторженно щебетали дети. Малыши с шелковистыми волосами,