Фолкнер - Мэри Уолстонкрафт Шелли
— Мистер Эшли любезно согласился мне помочь. Мы оба мировые судьи. Послали за коронером, вскоре созовут присяжных; когда этот долг будет исполнен, останки моей несчастной несправедливо обвиненной супруги будут перезахоронены со всеми почестями. А эти действия необходимы, чтобы наказать убийцу. Его личность нам известна, он не скроется, а вы — каждый из вас — порадуетесь, что я наконец смог отомстить.
Тут все собравшиеся разразились проклятиями в адрес злодея, но даже тогда их взгляды были прикованы не к сэру Бойвиллу, чья мстительность ранее обрушивалась на саму миссис Невилл, — все смотрели на его сына, юношу, чье горе и благочестивое рвение стали предметом многочисленных пересудов и чьи бледность и безмолвие, трогательный жест и полный страдания взгляд свидетельствовали об искренней скорби, до которой сэру Бойвиллу с его разглагольствованиями было далеко.
— Надо назначить констеблей, чтобы охраняли могилу, — сказал сэр Бойвилл.
Мистер Эшли согласился; выбрали охранников, любопытным велели держаться подальше, а двое слуг из Дромора остались помогать констеблям. Затем сэр Бойвилл уехал. Невилл в смятении последовал за ним; ему хотелось задержаться и еще разок взглянуть на то, что осталось от его матери, но он не желал делать это на глазах у зевак. Он скакал чуть поодаль, пока сэр Бойвилл с мистером Эшли не разъехались в разные стороны; тогда он решил, что лучше присоединиться к отцу.
— Спасибо, сын мой, за твое рвение и за то, что приехал вовремя, — сказал сэр Бойвилл. — Я так и знал, что ты явишься. Теперь наши мысли совпадают; мы оба думаем, как воздать почести твоей матери и отомстить за нее. На этот раз ты не откажешься давать показания.
— Неужели ты веришь, что мистер Фолкнер — убийца? — воскликнул Невилл.
— Пусть законы нашей страны ответят на этот вопрос, — с издевательским смешком промолвил сэр Бойвилл. — Я сообщу суду лишь факты; то же самое сделаешь ты, а дальше уже закон и присяжные его осудят или оправдают.
— Значит, твой план — чтобы он предстал перед судом? — спросил Джерард. — Я думал, что огласка…
— Мой план, — с безудержной яростью воскликнул сэр Бойвилл, — обрушить на него такие же несчастья, какие он обрушил на свою жертву, и даже хуже; благодарю всевидящие небеса, что дали мне возможность отомстить сполна. Он умрет от рук палача, и я буду удовлетворен.
В выражении лица и голосе старика было что-то дьявольское; он от души злорадствовал, представляя страшное бесчестье, которое постигнет его врага. Джентльменские принципы Джерарда, готовившегося к дуэли со злодеем, казались бледным и ничтожным подобием возмездия по сравнению с позором, который уготовил своему обидчику сэр Бойвилл.
— Разве не обвиняли твою мать публично, во всеуслышание, на весь мир? — продолжал его отец. — Разве не признали ее виновной в парламенте, не осрамили официальным постановлением суда? Так с какой стати мы должны замалчивать сведения о ее невиновности, с какой стати решать все в частном порядке? Я требую публичности! Пусть это будет не столь высокий суд, но тот, о чьих решениях тем не менее станет широко известно; пусть он объявит о ее невиновности! Одна лишь эта мысль определила бы мои действия, даже если бы душа оказалась настолько слабой, что позабыла о мщении. И хочу знать, кровь течет в твоих жилах или молоко, сворачивающееся при мысли, что преступник понесет справедливую кару.
В припадке ярости сэр Бойвилл подыскивал для выражения своих мыслей самые обидные и ядовитые слова, и Невилл сразу догадался, что отец пришел в бешенство, прочитав, как Фолкнер отзывался о нем в своей рукописи. Раненое тщеславие маскировалось под оскорбленные чувства; Джерард не разделял этих мелочных эгоистичных страстей, поэтому заметил:
— Мистер Фолкнер — джентльмен. Признаюсь, я поверил его рассказу. Преступление, описанное его собственными словами, само по себе ужасно, и, если бы решение оставалось за мной, я бы заставил его сурово поплатиться, однако план, который предлагаешь ты, совсем не соответствует обычаям людей нашего круга, потому я смотрю на него с отвращением. Я бы предпочел поступить иначе.
— Ты имеешь в виду дуэль? — ответил сэр Бойвилл. — И ты готов рискнуть жизнью ради шанса его убить? Прости; я ни за что не признаю твой план благоразумным. Он причинил нам столько зла, что не имеет права на цивилизованное обращение, и я уж точно не хочу, чтобы к моим страданиям добавилась еще и смерть единственного сына.
Старик замолчал; его губа задрожала, а голос сорвался. Невилл решил, что причина этой перемены — нежность чувств, но он ошибался. Его отец продолжил:
— Я стараюсь сохранять самообладание и сдерживаться в выражениях. Мою беспощадную ненависть все равно не выразить никакими словами, поэтому не будем об этом. Ты можешь говорить спокойно и рассудительно и считаешь, что я должен делать то же самое; так давай рассуждать. Итак, ты готов бросить вызов этому злодею, или, как ты его называешь, «джентльмену». Готов рискнуть своей жизнью, приравняв ее к жизни преступника. Он убил твою мать, а теперь и ты погибнешь от его руки — это будет моя награда? Но если ты говоришь правду и он обладает хотя бы каплей чувств, которые ты ему приписываешь и которые подобают солдату, — думаешь, он станет в тебя стрелять? В этом злосчастном лживом листке, который ты мне вручил, он беспрестанно твердит о муках совести; если в нем сохранилось что-то человеческое, если у него есть совесть, он не сможет поднять оружие на сына бедной Алитеи. Поэтому он должен отказаться встретиться с тобой на дуэли или, встретившись, отказаться стрелять; в любом случае либо это будет фарс на потеху всему свету, либо ты выстрелишь в беззащитного человека. Это немилосердно.
— Но мы должны рискнуть, сэр, — возразил Невилл.
— Я рисковать не стану, — воскликнул его отец. — Мою несчастную жену насильно увезли из дома; ты был тому свидетелем! Ее похитили двое мужчин, и с тех пор мы о ней ничего не знали. Теперь же один из похитителей, главный преступник, приукрашивает обстоятельства своего преступления так, как ему вздумается, рассказывает свою историю, да с таким красноречивым изяществом, что неискушенный человек несомненно попадется на эту удочку! А мы должны довольствоваться этим
