Фолкнер - Мэри Уолстонкрафт Шелли
Итак, он решился и сделал первый шаг по осуществлению нового плана: навел справки о том, где сейчас живут родственники Элизабет, — ведь он знал о них лишь то, что говорилось в незаконченном письме ее матери: что они были богатыми католиками, гордились своим родом и отличались истовой религиозностью. Через адвоката он выяснил их точное местонахождение; тот узнал, что очень богатая семья с такой фамилией проживала в Нортумберленде и принадлежала к римско-католической церкви. Глава семьи находился в уже очень преклонном возрасте, давно овдовел и имел шестерых сыновей. Старший рано женился и умер, оставив вдову, четырех дочек и сына, который был еще мал и являлся наследником всех семейных титулов и имущества; дети жили с матерью в особняке деда. О других сыновьях было известно мало. По семейной традиции все богатство и статус передавались старшему сыну; младшие же в силу их религии не могли занимать государственные должности в Англии[18], поэтому устроились на заграничную службу. Лишь один сын не подчинился общим правилам и стал изгоем и вероотступником в глазах семьи. Эдвин Рэби отрекся от католичества, женился на бесприданнице без роду и племени и стал адвокатом. Родители разгневались из-за того, что он навлек бесчестье на их славное имя, но его смерть избавила их от тревог. Он умер, оставив после себя вдову и маленькую дочь. Поскольку семья не признала их брак, а девочки в семействе Рэби считались лишней обузой, родственники отказались ее принять и больше о ней никогда не слышали; поговаривали, что ребенок прозябает в безвестности с родными по материнской линии. Фолкнер тут же понял, что речь о тех самых Рэби. Презренная покинутая вдова умерла в юном возрасте, а дочь Эдвина Рэби и была девочкой, которую он взял на воспитание. Исходя из этих сведений, Фолкнер составил план дальнейших действий: дед Элизабет, старый Осви Рэби, проживает в поместье на севере Англии, и, поскольку здоровье Фолкнера пошло на поправку и подобное путешествие не причинило бы неудобств, он отправился в Нортумберленд сообщить старику о том, что у него есть внучка, и потребовать, чтобы тот ее признал.
Бывают в жизни периоды, когда нам хочется сбежать от себя и своих бед и начать новую жизнь с чистого листа, стремясь к более счастливой цели. Иногда же, напротив, лавина сомнений относит нас обратно в прошлое, и мы вынуждены взирать на запустение, которое надеялись оставить позади. Так было с Фолкнером: прошлое неотступно его преследовало. Но как он поступал с теми, кто пострадал от его рук? Бежал от них, пересек четверть земного шара, поместив между собой и своими преступлениями расстояния и годы; однако это ни к чему не привело — он остался на том же месте, над ним витали те же призраки, а в ушах звучали те же имена; последствия его действий нависли над ним зловещей мрачной тенью, и выход был только один: отказаться от самого дорогого в жизни, от своей приемной дочери, и вновь стать одиноким несчастным скитальцем.
Никто никогда не мучился от угрызений совести так сильно, как Фолкнер; никто не горел такой решимостью столкнуться с последствиями своих поступков и, не дрогнув, выстоять. Его упорство в достижении цели стало причиной грехов и бед; теперь он с таким же упорством раскаивался, и, хотя страдания оставили заметный отпечаток на его челе, он ни разу не усомнился и медлить не стал. Путь до Нортумберленда был долгий, так как он мог преодолевать лишь небольшие отрезки за раз, а из-за тягостных дум каждая миля, казалось, длилась вдвое дольше, а каждый час тянулся как два. Он был один во всем свете; воспоминания о прошлом причиняли боль, мысли об Элизабет не утешали; скоро они расстанутся, и ни ее любящий голос, ни нежные объятия не разгонят тучи на его челе; его ждет вечное одиночество.
Наконец он прибыл на место и остановился у парадного входа в Беллфорест. Этот величественный старинный готический особняк, рядом с которым виднелись живописные руины древнего аббатства, сам по себе выглядел почтенно и внушительно и вдобавок стоял в окружении поистине царских угодий. Вот, значит, где жили предки Элизабет и ее ближайшие родственники. Под этими вековыми дубами, в этих древних стенах могло пройти ее детство. Фолкнер с радостью представил, что, вынужденно покинув его опеку, она обретет более высокий статус и в глазах общества станет более достойной партией для Джерарда Невилла. Все вокруг свидетельствовало о величии и достатке, а то обстоятельство, что обитатели дома придерживались старой английской веры — разновидности богослужения, что дурно влияет на человеческий ум, зато со стороны выглядит эффектно и торжественно, — придавало этому месту особый лоск. Фолкнер навел справки и узнал, что старик находится в Беллфоресте; мало того, он никогда отсюда и не уезжал, а его невестка с семьей отправились на юг Англии. Добиться аудиенции у мистера Рэби оказалось легко; Фолкнер представился, и его сразу же проводили в дом.
Он очутился в громадной библиотеке с роскошной обстановкой, чрезвычайно великолепной и чрезвычайно мрачной. Высокие окна, расписной потолок и тяжеловесная мебель свидетельствовали о старомодном вкусе хозяев, видимо желавших превратить свой дом в подобие царского дворца. На миг Фолкнеру почудилось, что он один, но тут его внимание привлек какой-то шум, и он заметил маленького, совсем седого старого джентльмена. Тот ковылял ему навстречу. Особняк выглядел так, будто его построили для великанов; Фолкнер отчасти и ожидал увидеть гиганта и заморгал, присматриваясь к крошечной хрупкой фигурке владельца этой роскоши. Осви Рэби казался сморщенным не столько от старости, сколько от ограниченности своего ума, до размеров которого съежилась его внешняя оболочка. Его лицо побледнело и осунулось, светло-голубые глаза потускнели; казалось, он постепенно ссыхался и исчезал с лица земли. Внутри этой тщедушной тени человека жил ум, всецело сконцентрированный на себе самом. Осви Рэби, патриарх старейшей английской семьи, считал себя лучшим из Божьих творений и центром Вселенной. Хотя внешне он не казался внушительным, но в душе был преисполнен собственной важности и упрямо не желал и не мог понять, как в мире может быть что-то более значительное, чем он сам — точнее, чем клан, представителем которого он являлся. Все это делало
