Арабская романтическая проза XIX—XX веков - Адиб Исхак
Сборник открывается произведениями Адиба Исхака и Мустафы Камиля — публицистов, относимых обычно (и вполне справедливо) к плеяде арабских просветителей; в их творчестве, однако, можно уже проследить зарождение романтических тенденций.
Первые ростки романтизма не случайно обнаруживаются именно в публицистике — ведь она была первым самостоятельным детищем арабской литературы нового времени. В течение первых трех четвертей XIX века в арабской поэзии и прозе наблюдается господство традиционных жанров, — правда, с неизменными, но не всегда удачными попытками вдохнуть в них новое содержание; первые робкие шаги делает создаваемая по европейскому образцу драматургия. Роман, новелла, гражданская лирика — все это появится не ранее 1870-х годов; а до тех пор задачи художественного выражения животрепещущих идей современности ложатся на плечи публицистики, связанной с египетской и сирийской прессой — тоже новым для арабской культуры завоеванием, которое датируется концом 1820-х годов для Египта и 1850-ми годами для Сирии. Арабская публицистика, испытавшая, несомненно, влияние публицистики европейской, имеет и свои национальные корни: это весьма распространенный в средние века жанр рисала — послание на литературную, нравственную или религиозно-философскую тему, — и ораторская речь — традиционное искусство, которым гордятся арабы. Арабская публицистика XIX века усваивает дух живой речи, ее эмоциональный накал. Внимание построению ораторского выступления, красоте его слога издавна уделялось огромное, что повлияло и на отношение к стилю публицистических статей, которые писались и воспринимались как подлинно художественные произведения.
Первыми в сборнике помещены статьи «Что такое Восток» и «Революция» (1880), отражающие патриотические настроения арабских просветителей, воспринятые потом от них арабскими романтиками. Статьи написаны известным сирийским публицистом, поэтом и драматургом Адибом Исхаком (1856—1885), сотрудником и редактором прогрессивных арабских газет в Бейруте, затем в Александрии, Каире, Париже, куда уводили его пути политического эмигранта. Поклонник французских просветителей, влюбленный в их идеал свободы, он выступал как поборник полной независимости арабов и от Турции, и от Европы, однако не верил в возможность достичь ее революционным путем в настоящий момент («Революция»).
Статью «Что такое Восток» Адиб Исхак начинает спокойным, логически обоснованным рассуждением об истории понятия «Восток», но постепенно воодушевляется все больше и больше, и наконец в его рациональные выкладки врывается перефразированной цитатой из Корана поток истинно романтической страсти: «А откуда тебе знать, что такое Арабская держава?» Страстность, пафос борьбы против колонизаторов, противопоставление современного униженного арабского мира идеализированной Арабской державе древности, поиски свободолюбивого героя, готового жизнь отдать за интересы родины, — всё это показывает, как вырастает романтическое мировосприятие на почве просветительских взглядов, как тесно они переплетены между собой.
Эти черты продолжают жить и развиваться в публицистике следующего поколения, и здесь нужно в первую очередь назвать «трибуна Египта» Мустафу Камиля (1874—1908), который, так же как и Адиб Исхак, готов был отдать все силы во имя независимости родины. Мустафа Камиль, организатор патриотической Отечественной партии, был одним из популярнейших политических ораторов Египта в начале XX века, в период «пробуждения Азии», когда, по словам В. И. Ленина, «сотни миллионов забитого, одичавшего в средневековом застое, населения проснулись к новой жизни и к борьбе за азбучные права человека, за демократию»[5]. Ненавидя английских оккупантов, осуждая предательскую по отношению к Египту политику Франции, но в то же время не веря в революционные силы египетского народа, он считал единственным для Египта выходом обращение к поддержке турецкого султана, поэтому все стрелы его ораторского искусства были направлены против основного врага — Великобритании.
В патриотической публицистике закладываются основы арабского романтического стиля. Просветители, провозгласившие главной функцией литературы воспитание и просвещение читателей, произвели своего рода переворот в представлении о «хорошем стиле»: красота и изысканность слога, столь ценимые позднесредневековой традицией, перестали быть самоцелью; важным стало умение подчинять языковые и стилистические средства задаче верного отражения авторской идеи. При этом просветители наиболее рационального толка, как, например, упомянутый выше публицист и автор исторических романов Джирджи Зейдан[6], стремятся к максимальному упрощению языка произведения, создавая так называемый телеграфный стиль. Писатели же, подверженные романтическим настроениям (Адиб Исхак, Мустафа Камиль, Мустафа аль-Манфалути), по-новому используют старинные приемы классического стиля. Метафоры, сопоставления, сравнения, гиперболы, синтаксические фигуры, создающие ритмическую основу речи, рифмы («их веру коверкают заблуждения, несвязные сновидения»), созвучия («почему Сирия кажется сиротой») — все это призвано не затемнять смысл (в чем критики нередко — и вполне заслуженно — упрекали традиционалистов), а передавать тончайшие его оттенки и усиливать эмоциональность речи. В дальнейшем этот обновленный, украшенный стиль будет воспринят и доведен до совершенства арабскими романтиками первых десятилетий XX века.
Если произведения Адиба Исхака и Мустафы Камиля отражают движение к романтизму от просветительского классицизма, то творчество Мустафы Лутфи аль-Манфалути (1876—1924), одного из популярнейших египетских писателей начала XX века, лежит в русле сентиментализма, своей концепцией чувства также подготавливая почву для арабского романтизма.
В творчестве аль-Манфалути находит своеобразное отражение синтез восточных и западных литературных традиций. Уроженец Верхнего Египта, он получил традиционное религиозное образование в знаменитом мусульманском университете аль-Азхар в Каире, воспринял реформистские идеи тогдашнего ректора — известного мусульманского просветителя Мухаммеда Абдо и выступал в газете реформистов «Аль-Муайяд» как сторонник возрождения старинных арабо-мусульманских идеалов и противник западного влияния, однако, сам того не замечая, испытывал на себе это влияние на каждом шагу.
В своих статьях и эссе аль-Манфалути постоянно высказывает идеи французских просветителей преимущественно в их руссоистском варианте (примером чему могут служить публикуемые здесь эссе «Свобода» и «Толстому»), провозглашая внесословную ценность человеческой личности. Его привлекает и европейская литература; не зная иностранных языков, он прибегает к помощи друзей, которые переводят для него те или иные произведения — когда приблизительно, когда дословно, — и на основе этих переводов аль-Манфалути выпускает свои вольные обработки «Дамы с камелиями» А. Дюма-сына, «Павла и Виргинии» Бернардена де Сен-Пьера, «Аталы» Р. Шатобриана, «Сирано де Бержерака» Э. Ростана и др.
Уже самый выбор произведений для перевода свидетельствует о литературных вкусах аль-Манфалути: все это истории крайне чувствительные или такие, в которых сентиментальную струю легко усилить (так, например, в «Сирано» его больше всего привлекает «яркое изображение самопожертвования — добродетели, которая является источником всех человеческих достоинств»). К тому же, как истинный просветитель, он постоянно подчеркивает назидательную, морализаторскую сторону переводимых им произведений, иногда интерпретируя их идеи по-своему, в духе более злободневном для Египта начала XX века.
Говоря об аль-Манфалути как об одном из основоположников арабского сентиментализма, мы не имеем в виду, что именно он внес в арабскую литературу элемент чувствительности. Ведь чувствительные излияния, жалобы на сердечные страдания, слезы, вздохи — все это было присуще арабской классике (особенно поэзии) с древнейших времен, даже превратилось постепенно в своего рода внешний «стандарт чувствительности», сохраненный и поборниками классицизма в новое
