Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина

Но старики ещё немного топчутся вокруг ямы и уходят к сараю, разводя руками и морща лбы. В сарае у хозяина мастерская, и чего там только нет! Когда он был здоров, он сам всё строил: дом, курятник, баню, забор, колодец. Неужели старики так ничего и не придумают? У тёти Магды становится такое лицо, как будто ей привиделась жар-птица.

– Дети, – говорит она, – зачем придумывать что-то громоздкое, тяжёлое, неживое? А почему бы не посадить в эту ямку маленькое деревце, принести из леса молодую берёзку, например? Я читала в газете, что в память о погибших во всех городах нашей страны будут сажать парки. Создавать Аллеи Памяти героев войны. И будешь ты оберегать это деревце, и оно вырастет вместе с тобою, и ты будешь знать, что это папино дерево. Ямка у вас готова. Ну, что вы на это скажете?

– Прямо сейчас? – мы хватаемся за лопаты.

– А почему бы нет? – тётя никогда ничего не откладывает в долгий ящик. – Только аккуратнее выкапывайте, не повредите корни.

– Я умею, – бросает Валька, и мы срываемся с места.

Мы выхаживаем Валькину берёзку несколько дней, вбили вокруг неё высокие колышки и протянули верёвки, чтобы оградить от собак и кошек. Она пока болеет, но скоро должна прижиться.

И вот наступает один из самых несчастных дней в моей летней жизни.

Кончается июнь, а такой холод с утра, резкий ветер мотает верхушки деревьев, а к полудню он ещё усиливается. Сосна моя борется с ветром в одиночку. Её подругам позади неё легче, они все вместе. Мне так тоскливо, что я чуть не плачу. По небу бегут разноцветные пухлые облака, да так низко, что кажется, они пригибают деревья к земле. Потом, толкаясь, наползают свинцовые тучи, но не успевают догонять друг друга, и между буро-сизыми клубами вырывается голубое небо с быстро исчезающим лучом солнца, и новые тучи забивают его, упрятывают в свои лохмотья, брызжут коротким холодным дождём, и снова идёт борьба погоды и непогоды, и стонет лес в этой драке. Вдруг всё сразу темнеет, налетает буря, ревёт ветер. Мы бежим по домам, еле успев прикрыть клеёнкой нашу маленькую воспитанницу, и вовремя – начинается град. Он стучит по крышам и в окна, и как будто наступают сумерки, а нет и трёх часов дня. Дедушка ложится поспать, как всегда в непогоду, бабушка печально смотрит в окно. Тётя Магда зажигает лампочку, и мы садимся перебирать крупу. Надо же придумать такую пытку! Сколько это длится? Десять минут? Полчаса? Час? Я, наверное, задремала над кучками крупы, потому что когда открыла глаза, гляжу – а кругом всё другое. Тишина, только робко щебечут птички, небо чистое, и светит солнце. Но какое чудо! Всё покрыто белым снегом! И моя сосна – вся в снегу, и огород, и дорога. Забыв всё на свете, мы выбегаем за калитку, и через минуту там уже все девчонки. Мы орём, скачем, кидаем друг в друга снежками, а снег тает, его меньше и меньше. И рядом, на своём велосипеде с удивлением выписывает на снегу восьмёрки Никита. Такое может только присниться! Он улыбается, первый раз вижу, как он улыбается… Мне даже кажется, что только мне… Ой! Меня кто-то больно хватает за косу у самого затылка, я даже не могу повернуть голову, чтобы посмотреть кто, и слышу, что Саня тоже взвыла. Нас, как котят за шкирки, волокут к дому, и срывающийся от ярости мамин голос говорит:

– Это что за новости, по такой погоде в сандалиях и без пальто! Ну погодите, я вам задам!

Мама тащит нас мимо подруг, знакомых дачников, мимо Никиты, который в изумлении застыл на своём велосипеде. И я вижу, как он широко открывает рот и начинает хохотать! У него жёлтые зубы, он ржёт! Он чуть не падает с велосипеда. Форменная свинья, как сказала бы тётя Магда.

День для меня померк и кончился. На террасе мама награждает нас заключительными тумаками. Саня громко ревёт, но садится со всеми ужинать. А я залезаю в постель до утра. Я смотрю в окно на свою сосну, с которой давно стаял снег. Она мокрая, растрёпанная. Ей тоже досталось сегодня. Я шепчу ей: «Ну почему мне так не везёт с самого детства? А?»

Мама распекает домашних, особенно тётю, за то, что та не уследила за детьми.

* * *

Утром я просыпаюсь рано. Погода ясная, и сосна розовая от солнца. В доме ходят, переговариваются, гремят посудой. Мама уезжает в город. Когда всё стихает, приходит грустная тётя Магда. У неё красные, опухшие глаза.

– Магда, а зачем она приезжала? Вчера был только четверг! – я ужасно злопамятная. Саня спит как ни в чём ни бывало.

– Она привезла лекарства для бабушки. Нашей бабушке хуже, разве ты не заметила? И продукты для нас. Просто она очень устала, попала под град, долго пережидала на станции, продрогла, вымокла. Надо жалеть и понимать людей, даже если ты не согласна с ними. – Тётя ласково хлопает меня по руке. – Ну что, будем вставать?

Пошевелив Саню, она уходит, а я лежу и думаю: «Бедная бабушка, бедный дедушка, бедная тётя Магда, бедная мама, бедная Валька, бедный её папа, бедная я».

За завтраком тётя говорит:

– Когда-нибудь вы вырастете, и у вас будут дети. Только запомните следующее: в воспитании детей есть одна существенная тонкость – нельзя путать строгость с жестокостью. Жестокость ранит детскую душу и оставляет след на всю жизнь. Грубость тоже не метод, вырастут грубияны. Ясно?

Тянутся светлые, пустые дни. Начало июля. Я почти не вылезаю на дорогу, читаю на террасе Гюго. Тётя Магда одобряет моё увлечение этим писателем:

– Он учит быть милосердными к несправедливо гонимым и отверженным… Различать добро и зло… Злые люди… Не знаю, врождённое это свойство или следствие озлобленности, вызванной личным или общественным неблагополучием… обстоятельствами… обидой на весь свет… Убеждена, что часто это бывает результатом невежества, скудоумия. Человек чего-то не дочитал в хороших книгах… Вижу, ты глубоко воспринимаешь описанную драму, значит, способна на сочувствие… Это замечательно, дитя моё! Я верю в великую преобразовывающую, воспитательную силу слова… Она заметила, что последнее время у меня глаза на мокром месте.

* * *

Июль! Стоит жара, сушь, и после завтрака мы с тётей уходим в лес. Мы несём с собой коврик, подушки, книги, тетради, холодный сладкий чай в бутылках и бутерброды. Дед и совсем ослабевшая бабушка остаются в доме, на террасе. Дедушка шуршит газетами, читает ей