Крушение - Виктор Серж
Но должен ли был отказ от обороны столицы означать прекращение борьбы? Следовало ли сдаться на милость врага или продолжить сопротивление? Так теперь ставился вопрос, и ответственность за его решение ложилась на командование и на правительство. Но в них больше не было единства. На берегах Луары, куда эвакуировалось военное и гражданское руководство страны, разворачивалась другая битва, от исхода которой судьба Франции зависела не меньше, чем от кровопролитной схватки на полях сражений.
Выбор в этой ситуации представлялся тем более тяжким, что военное поражение не оставляло сомнений. Немцы в нескольких местах прорвали линию французской обороны, единого фронта больше не было, надолго задержать противника на Луаре не представлялось возможным. От идеи оборонять какой-нибудь укрепленный анклав на юге или западе страны тоже пришлось отказаться. Отступающие войска смешивались с потоками беженцев. Но у Франции оставались другие территории — колонии, прежде всего в Северной Африке, Алжир и Марокко. Сторонники продолжения борьбы в правительстве, группировавшиеся вокруг премьера Поля Рейно, считали необходимым переправить туда остатки войск и техники, а также законные власти, чтобы бить врага где только можно, а затем, собравшись с силами, высадиться во Франции и освободить ее. Кроме того, франко-английский союзный договор, заключенный в марте 1940 года, не допускал возможности заключения сепаратного перемирия (Англия, со своей стороны, заявила о готовности продолжать борьбу в любом случае). Военное командование в лице Вейгана считало войну окончательно проигранной и выступало за немедленное заключение перемирия с противником, прекрасно сознавая, что условия его будет диктовать победитель. Тратить силы на защиту Республики реакционный генерал не видел смысла, она представлялась лишь досадной помехой на пути создания во Франции нового государственного устройства — под пятой врага. Командующий ВМФ, который мог бы обеспечить эвакуацию войск и гражданских властей в колонии, в итоге поддержал главкома. ВВС у Франции практически не осталось. В правительстве у сторонников прекращения борьбы имелся влиятельный союзник в лице вице-премьера Петена, которого поддерживала немалая часть министров, и старый маршал показал себя мастером закулисных интриг.
В литературе до сих пор нет единого мнения о том, как в такой ситуации следовало поступить, причем военные историки, как правило, пытаются оправдать позицию командования. Действительно, продолжение борьбы в колониях стало бы тяжким решением: пришлось бы пожертвовать не только войсками, которые прикрывали бы эвакуацию основных сил, а в случае ее невозможности и всей армией, но и — оставить родину. Однако в свете последующих событий (о которых люди, облеченные ответственностью за страну, в тот момент знать не могли) приходится признать, что оно, вероятно, было единственно правильным. Ибо последствия отказа от борьбы для Франции и всего мира оказались трагическими.
Когда под угрозой германского наступления правительство и командование эвакуировались еще дальше на юг, в Бордо, конфликт обострился, угрожая открытым расколом. В этом городе уже находились депутаты парламента, в массе своей деморализованные поражением и охотно прислушивающиеся к увещеваниям сторонников перемирия, в частности влиятельного сенатора Пьера Лаваля. Число выступающих за продолжение борьбы, в том числе в правительстве, таяло на глазах. Рейно, юрист по образованию, до последнего хотел действовать в рамках закона, но тот без поддержки министров не давал возможности сместить окончательно вышедшего из повиновения главкома и сформировать новое руководство страны. Не видя выхода, 16 июня премьер подал в отставку. Рассчитывал ли он, что президент и руководители парламента переназначат его на прежнююдолжность и предоставят карт-бланш? До этого они считались сторонниками сопротивления. Но тут президент А. Лебрен, фигура чисто представительская, решил проявить себя и самолично назначил на должность главы правительства Петена, который, как ему казалось, выражал позиции большинства депутатов. У маршала было все подготовлено к такому исходу: и программа дальнейших действий, и даже состав нового кабинета министров. Сразу же после своего назначения, в ночь на 17 июня, он запросил оккупантов о перемирии, а утром выступил с радиообращением, в котором прозвучали слова: «Надо прекратить борьбу».
По свидетельствам современников, для многих такое решение оказалось неожиданным, несмотря на всю тяжесть поражения. Но большинство населения, измученного войной, все же предпочло положиться на авторитет старого опытного военачальника. Маршал, встав во главе правительства, постарался по максимуму использовать свою былую «воинскую славу», чтобы упрочить собственную власть и влияние — именно это, а не судьба растерзанной страны являлось теперь, как показали события, его главной заботой.
Но не все смирились с решением прекратить сопротивление. Генерал де Голль отправился в Англию и на следующий день, 18 июня, выступил по радио с призывом продолжить борьбу, несмотря ни на что: «Франция проиграла битву, но не проиграла войну. Пламя французского сопротивления не угаснет». Призыв был услышан не только во Франции, но и в ее колониях, во всем мире, хотя отклики последовали не сразу.
Германия как будто только и дожидалась, когда поверженный противник запросит мира. В планы Гитлера не входила полная оккупация страны, известной своими революционными традициями, ибо ее сопротивление после первого шока могло оказаться чревато непредсказуемыми последствиями. Он стремился лишь максимально ослабить Францию, расчленить ее, использовать ее природные и человеческие ресурсы и потому предпочитал не ставить над ней своего гауляйтера, а иметь дело с местными, французскими коллаборационистами (понятие возникло именно тогда). Все это нашло отражение в соглашении о перемирии, полностью продиктованном немцами и заключенном 22 июня, в том самом штабном вагоне, в котором в 1918 году Германия подписала акт о своей капитуляции, — с целью еще более унизить Францию. Согласно этому соглашению, Германия аннексировала Эльзас и Лотарингию, больше половины страны было оккупировано, под властью правительства Петена оставалась так называемая «свободная зона» на юго-востоке страны — «свободная» звучало издевкой, поскольку и в ней немцы хозяйничали как у себя дома. Франция должна была также выплачивать Германии огромные репарации. В соглашении содержался еще один важный пункт — о том, что французские власти обязывались выдать нацистам по их требованию немецких политических эмигрантов. Это решение,
