Игра в прятки - Лора Джонс
Я перевожу дыхание и разглаживаю складки на непривычных мне юбках, вспоминая, что прежде, чем мадам закончит ужинать, мне нужно примерить еще несколько нарядов. Но когда я отворачиваюсь от зеркала, мое внимание внезапно привлекают обои.
Я думала, что хорошо знаю эти узоры, что вместе с Софи изучила каждую сценку. Но сценки, на которую сейчас падает мой взгляд, я раньше не видела, и мне начинает чудиться, будто я вообще не знакома с этими обоями.
Она, эта сценка, резко отличается от остальных: мадам Жюстины на ней не видно. Я оторопело приближаюсь к стене и, рассмотрев изображение, обнаруживаю, что не могу дышать.
Там, в узоре на стене, изображена комната. В комнате есть стол перед окном, темный платяной шкаф и кровать, на которой лежит несколько стопок одежды. Стены оклеены пестрыми узорчатыми обоями, и характер штриховки на обоях наводит на мысль, что комната круглая.
Но это еще не все, ведь посреди этой комнаты стоит женщина, тоже разглядывающая обои и завороженная узорами на них. Она повернута спиной к зрителю, и лица ее не видно, но, несмотря на это, я с нарастающим ужасом замечаю, что одета она в точности как я. На ней та же юбка, та же кофта, тот же чепец, из-под которого на висках выбиваются светлые волосы. И все это я вижу очень ясно. На сей раз узор на обоях четок, он не изменяется и не плывет перед глазами. Но мне кажется, что сердце вот-вот застучит у меня в горле и женщина повернется ко мне лицом. Ее юбки начинают колыхаться, голова и плечи медленно разворачиваются…
Опередив ее, я отрываю взгляд от обоев и отворачиваюсь, пытаясь овладеть собой. Я могу поклясться, что сейчас за мной наблюдают, совсем как в тот вечер, когда в шкафу пряталась моя сестра. Я не одна. Здесь, в башне, есть кто‑то еще. Я в отчаянии озираюсь по сторонам, мой взгляд мечется по круглой стене, которая смыкается вокруг меня.
Это она, женщина на обоях. Именно она наблюдает за мной с каждой сценки, напечатанной пурпурной краской, пожирая меня взглядом. Она повсюду, и от нее никуда не деться.
Часть IV
Cadeaux [64]
Январь 1793 года, три года спустя
Ортанс
Прошло больше трех лет со дня моей свадьбы. С чего начать описание безысходного уныния и тоски, которые царили здесь все это время? Беспримерное отсутствие любых развлечений. Необычайная пустынность этого богом забытого дома в богом забытой деревне посреди фабричного шума и суеты. Надо прибавить к этому состояние моего свекра. В последние месяцы его здоровье явно пошатнулось. При каждой нашей встрече он кажется все бледнее и одышливее. Поведение мсье Вильгельма тоже изменилось. На смену обычной непроницаемой угрюмости ныне пришла полная безучастность, почти идиотическое равнодушие. Однако он еще находит в себе силы заставлять сына постоянно проверять и подвергать цензуре мою одежду, мои украшения, мои траты.
Сколь оскорбительно, что мне на протяжении этих лет все чаще приходится притворяться той, кем я не являюсь. А ведь взрослую ногу не втиснешь в детский башмачок. От меня ожидают, что я с презрением отвергну все прекрасные вещи, к которым не только привыкла за долгие годы, но и нуждаюсь в них как в воздухе. А обстановка во Франции тем временем продолжает ухудшаться, словно страну разъедает раковая опухоль. Мучительные годы, проведенные мною здесь, среди этих фабричных рабочих, которые день ото дня становятся все наглее и наглее, были подобны скручивающейся спирали. И с каждым часом спираль все теснее, все туже.
Вот почему около недели назад я решила, что мне ничего не остается, как устроить небольшое торжество. Я предупредила повара и заранее отправила за покупками нескольких служанок, в том числе свою камеристку, перед которой Жозеф продолжает лебезить и рассыпаться мелким бесом, как потерявшийся ягненок. Итак, сегодня утром я пробуждаюсь с обновленным чувством joie de vivre [65], потому что наступил день празднества.
Однако мой душевный подъем вскоре сходит на нет, поскольку утренние развлечения, не успев начаться, прерываются резким стуком в дверь спальни. Из-за внезапного шума Пепен чуть не падает со своей шелковой подушки цвета шартрез. Пускай для этого понадобилось несколько лет, но он решил, что этот цвет ему все же нравится.
– Да? – кричу я.
Входит Жозеф, кивает, как слабоумный, моей камеристке и с еще более дурацким видом разевает рот, увидев разбросанные по полу серебряные вещицы и другие безделушки, а также сорванную обертку и банты.
– Что это такое? – брюзгливо спрашивает он.
Его тон, как и смиренно отведенный взгляд камеристки, раздражает меня. С тех пор как эта девица поселилась в замке, я внимательно наблюдала за их отношениями, но пока не заметила, чтобы между ними происходило что‑то непристойное.
– Я тоже рада вас видеть, супруг мой, – холодно отвечаю я и жестом велю объекту его привязанности подать мне следующий украшенный лентами подарок. – Торжественный повод.
Жозеф молчит, явно ожидая объяснений.
– Сегодня день рождения Пепена!
– И что?
Как это похоже на моего мужа – задавать столь несуразные вопросы. Я выражаю неудовольствие тем, что сверлю его взглядом, способным разрезать кость.
– Ничего… Празднуем, как видите.
Он поднимает бровь.
– Пепен в данный момент занят тем, что разворачивает подарки. А вечером празднование продолжится за ужином. Прислуга уже оповещена, повару дано указание приготовить любимые блюда Пепена.
Я с нетерпением жду этого ужина. С тех пор как я поселилась в замке, каждый вечер я либо трапезничала в одиночестве, либо хранила утомительное молчание в обществе Жозефа. Но сегодня все будет по-другому. Сегодня будет весело.
Quelle surprise [66] – у Жозефа другие планы!
– В таком случае прислугу придется оповестить об отмене празднования, – говорит он. – Я пришел сообщить вам, что сегодня вечером к ужину приглашены несколько наших компаньонов с женами. Это уже решено. Как бы там ни было, вы действительно полагаете, что устраивать праздник для собаки – хорошая затея, учитывая обстановку в стране?
Жозеф вечно все портит, и я ради его же блага надеюсь, что, высказавшись, он наконец уйдет. Но я ошибаюсь.
– И к ужину наденьте что‑нибудь попроще, – продолжает муж, жестом указывая на мое платье. – Без ваших обычных финтифлюшек.
Звук его голоса утомляет меня, мне хочется, чтобы он ушел. И я швыряю на пол вещь, которую держу в руках, – изящную
