Жена комиссара - Светлана Шахова
Телега остановилась неподалёку от свежевырытой ямы. Мужики подхватили гроб. И вот его уже поглотила огромная чёрная могильная пасть.
– Будет земля тебе пухом, мама, – проговорила Елизавета, бросая комок влажной земли.
Донёсся короткий глухой удар о крышку гроба. Коля тоже бросил горсть. Девочки заплакали и повторили за братом.
Могильщики быстро-быстро заработали лопатами. Образовавшийся холм аккуратно выровняли, прибили со всех сторон. Увенчали крестом.
– Ну, вот и всё. Покойся с миром, мама. А нас ждут новые испытания, – глотая слёзы, прошептала Елизавета; обняла и крепко прижала детей.
Помощники разошлись. Она подошла к кучеру, ожидавшему в сторонке.
– Елизавета Тихоновна, довезу вас до ворот храма, – заговорил тот, поглаживая лошадиную морду. – Поклажу батюшке снесёте, потом подброшу до дома.
– Это вещи не для храма, – шепнула Елизавета и взмолилась: – Знаю, Пётр, вы добрый человек, если сам отец Николай вас прислал. Не откажите в просьбе: отвезите нас подальше отсюда. Пожалуйста.
Кучер удивлённо вскинул мохнатые брови. Потом наморщил лоб, замялся. Наконец проговорил сочувственно:
– Нет, голубушка, далеко никак не могу. Здесь, конечно, не брошу, с кладбища вывезу, а дальше – сами.
***
Лошадь остановилась у ближайшего перелеска. Пётр стащил с телеги поклажу.
– Э-эх, доля ваша – бабская, – проговорил горестно и заспешил в обратный путь.
Елизавета опустилась на чемодан.
– Дети, слушайте внимательно. Если фашисты узна́ют, что папа – офицер, расстреляют всех нас. Придётся шифроваться.
– А это ка-а-ак? – тоненько почти пропела Арина.
– Язык прикуси да молчи! Вот как, – бросил брат.
– Поиграем в партизан, – спокойно продолжала Елизавета, глядя в доверчивые глаза малышки. – Сама молчи, но, если спросят, скажи, что папа – сапожник, уехал обувь развозить, и больше ничего не знаешь.
– А-а-а, поня-я-ятно.
Елизавета вскинула глаза на старших.
– Надеюсь, вам тоже?
– Куда уж яснее? – отозвалась Надя.
– Вот и хорошо. Теперь – в путь.
Они побрели по перелеску, пахнущему грибами и мокрым мхом. Надя подняла шишку, швырнула в дерево.
– А зачем мы бросили такую хорошую квартиру? Куда идём? – спросила беспокойно.
– Да, мам, – подхватил Коля. – А если мы не найдём дома? Где будем жить и что есть? Сейчас-то голодно, а зимой и вовсе пропадём.
– Как мы будем ходить в школу? – не отставала Надя.
– Учёбу придётся временно бросить, – отозвалась Елизавета.
– О-о, это другой разговор! – Коля ткнул сестру локтем в бок и подмигнул. – Надька, свобода начинается. Будем делать, чё хотим.
Та метнула на брата укоризненный взгляд.
– Отстань ты, не до шуток.
В голове Елизаветы пронеслось, как в свои десять она за партой церковно-приходской школы старательно переписывала отрывки из книги, мечтая поскорее вырваться из тоскливого деревенского существования. «Быстрей бы вырасти, – думала тогда. – Сразу выйду замуж и непременно за военного. Если куда отправят, буду длинные письма писать».
– Свобода, сынок, придёт, когда наша армия фашиста победит, – сказала строго. – Тогда стране грамотные люди нужны будут. Так что, ты от учёбы не открещивайся.
– Да по-онял я, по-онял, – протянул Коля. – Просто пошути-ил.
Шли недолго, насколько хватило сил у Арины. Остановились передохнуть. Сёстры уселись на чемодан. Коля – на траву. Елизавета припала спиной к стволу необъятного дуба. Ощутила древесный запах, но не почувствовала успокоения и благоговения, как бывало. Поглаживая живот с ещё не родившимся малышом, отрешённо смотрела вдаль.
«Чего бояться? – размышляла она, стараясь отогнать тревогу. – Ну что из того, что в городе немцы? Они и до войны в Бресте жили, так же как поляки, украинцы, белорусы и мы – русские. Другое дело, что нежданно-негаданно фашистами обернулись. Но в детей-то, наверно, стрелять не будут, зачем им? Не против же детей пришли воевать…»
– Девчонки, хватит рассиживаться! – по-взрослому распорядился Николай. – Куда дальше, мама?
– А куда глаза глядят, – ответила Елизавета.
Оттолкнулась спиной от ствола, она подхватила чемодан, побрела по тропе.
Коля в обнимку с валенками подмышкой и тряпичной сумкой на тонком локотке, продавливающем рукав пальтишка, обогнал. Бодро зашагал впереди.
– Смотрите, мама, дома! – крикнул, указывая пальцем туда, где заканчивался лесок.
Елизавета усомнилась.
– Вряд ли мы найдём там пристанище. Уж очень добротные постройки. Похоже на украинский квартал. Там, возможно, много переметнувшихся. Давайте-ка на всякий случай свернём на обходную дорогу.
Миновав сомнительный район, они перебрались через овражек. Вдруг на безлюдном месте, как из-под земли выросли двое – высокий мужчина в кожанке и женщина в длинном пальто. Издалека казалось, что парочка прогуливается по тропинке, пересекающей основную дорогу. Но вдруг они, переговариваясь, притормозили и свернули навстречу Елизавете с детьми.
Мужчина натянул кепку пониже на глаза. Спутница подхватила его под локоть. Прибавили шаг.
– Мама, давайте спросим дяденьку с тётенькой, может, они знают, где пустуют дома.
– Подожди, Надя. В наше время опасно заговаривать с первыми встречными.
Пара приблизилась. Остановилась, преграждая семье путь.
– Советки? – грубо бросил мужчина.
«Поляк», – поняла Елизавета и, схватившись за низ живота, простонала:
– Да-а-а.
Она опустила чемодан на землю. Села, скрючившись. Свободной рукой задвинула за спину сначала трясущуюся Арину, потом Надю.
Мужчина бросил в их сторону злобный взгляд. Шагнул к Николаю.
– А ну, малец, покаж, что несёшь! – процедил сквозь зубы, хватаясь огромными ручищами за валенки.
– Не отдам! – истошно крикнул Коля, сопротивляясь. – Это маме! У неё ноги больные!
– Сынок, отда-ай ему-у, – слабо протянула Елизавета, не в силах подняться.
Мужчина рванул сильнее. Валенки оказались у него. Губы растянулись в зверином оскале.
Коля, трясущийся то ли от страха, то ли от гневного бессилия, бросился к матери.
Грабитель принялся разглядывать трофей.
– Добрие, – проговорил удовлетворённо.
– Яничек, матка того гляди детско выродит, – тихо сказала спутница, кинув взгляд на Елизавету. – Може, отдадим валенки-то?
– Вот ещё! Нех едут до Москвы, до Сталина! Нех он даст! – прокричал тот в ответ; презрительно обвёл семью глазами, прошипел: – Их бы давно на котлеты изрубить да изжарить.
Плюнул под ноги, широкими шагами устремился в противоположную сторону. Женщина засеменила следом.
Когда пара скрылась из виду, дети бросились в объятия матери. В счастливом волнении, что всё обошлось, Елизавета с каждой секундой прижимала их теснее. Внизу живота слабо ныло, но вскоре боль исчезла без следа. «Рожать ещё не время. Наверно, от страха прихватило», – подумала, пытаясь унять дрожь.
Лишь только вернулась речь, она проговорила срывающимся голосом:
– Коленька, ты настоящий герой! Как смело за маму вступился! Но, прошу тебя… больше так не делай. Что валенки? Пусть бы даже всё забрали, главное, чтобы в живых оставили.
Лицо сына вспыхнуло. Кулаки сжались.
– Вырасту, найду и убью, – с ненавистью процедил он сквозь зубы.
– Когда ты вырастешь,
