Украденное детство - Марина Викторовна Линник
Время текло невыносимо медленно и монотонно. По правде говоря, наш приют ничем не отличался от концлагеря: те же порядки, те же суровые надзирательницы-воспитательницы, те же невыносимые правила и голод. Бесконечный, невыносимый голод. Из-за него мы старались ложиться спать рано, чтобы хоть как-то забыться.
– Хотите есть – ложитесь спать, – издевательским тоном говорила Вилма, женщина средних лет, приставленная следить за нами.
Это была высокая, очень худая женщина лет сорока-сорока пяти с короткой стрижкой и небесно-голубыми колючими глазами. Она вечно была злой и ругала нас почем зря. По приюту Вилма всегда ходила с длинным хлыстом. Мы ненавидели ее всей душой, называя «фюрершей» и стараясь пореже попадаться ей на глаза.
Местная стряпня оказалась ужасной. Если в старом приюте пища хоть и не отличалась разнообразием, но все же походила на еду, то здесь повар вообще не утруждался: утром чай без сахара, пахнувший плесенью, с маленьким кусочком черствого хлеба; днем мутная похлебка не пойми из чего, а вечером – просто сладкий чай. Ведя вот такое полуголодное существование, мы тем не менее продолжали жить и надеяться на лучшее.
На смену лету пришла осень. Наши комнаты, разумеется, не отапливались, и с каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Приближение осенней непогоды особенно чувствовалось по ночам, когда по большой комнате гулял северный ветер, проникающий сквозь огромные щели. От мороза, пробиравшего до костей, и голода мы не могли заснуть. К тому же из-за плохого ухода и грязи развелось множество разных тварей – блох и вшей. Их было столько, что даже сейчас, вспоминая об этом, я покрываюсь мурашками. Каждый вечер перед сном мы раздевались и снимали насекомых друг с друга и с одежды. Думаю, мы походили на маленьких обезьянок, роющихся в шерстке. Я даже боялась спать: мне казалось, что если я засну надолго, то паразиты выпьют всю кровь, и я умру. Из-за постоянного недосыпания я сильно ослабела, а муки голода стали просто невыносимыми.
Чтобы не умереть от истощения, я и еще несколько смекалистых ребят приступили к поискам подходящей пищи. Особенно в тот период я сдружилась с Петей и Соней. Мальчику стукнуло девять лет, а девочке, как и мне, восемь. Оба отличались хитроумием и непонятно откуда бравшейся энергией. Пока было тепло, мы трое убегали из жилого корпуса, хотя нам строго-настрого запрещалось его покидать без разрешения нашей надзирательницы, и рыскали по близлежащим постройкам. Но вскоре наши происки были обнаружены, а мы жестоко высечены. С наступлением холодов мы решили придумать кое-что другое.
– Петь, ну что? Ты нашел что-нибудь? – спросила я мальчика, только вернувшегося с разведки. – Есть что-то?
– Да! – радостно заявил тот.
– Ты серьезно? – подскочила к нам Соня. – А что и где?
– Сегодня в подвал завезли картошку. Кстати, наш Толстяк (так мы прозвали нашего повара, отличавшегося округлостью форм) опять целый мешок продуктов набрал и к себе отнес. Сам видел.
– Мы еще займемся им, – перебила я Петю. – А пока расскажи про подвал. Туда можно пробраться?
– Это вряд ли. Там висит огромный замок, его не сломать и не открыть.
– А что же делать? – заморгала глазами моя соседка. – Так-так… следует подумать.
– А тут и думать нечего, там… – начал было мальчик, впрочем, Соня оборвала его на полуслове:
– Если ты готов сдаться, то я не такая. Я все равно доберусь до картошки.
– Так я и не говорю, что надо сдаться. Хотел только сказать, что там есть труба.
Я недоуменно поглядела на него.
– Труба? Зачем труба? Какая труба?
– Ну, чтобы картошка и другие овощи не загнили. Вентиляционная!
– А, теперь понятно. Но она же такая маленькая. Туда даже Варюша не поместится.
– Да и не надо, – заявила Соня. – Придумаем, чем можно достать.
– А я уже придумал!
Петя весело подмигнул нам и достал из-за пазухи кусок проволоки и веревку.
– Где нашел их? – хором спросили мы, теряясь в догадках.
– А, – махнул он рукой, – неважно. Сейчас вот заточим проволоку поострее и пойдем, опробуем. Как на удочку. Меня отец учил ловить рыбу. Так что, думаю, справимся. Сегодня мы же дежурим по столовой, значит, у нас будет больше времени, вот и воспользуемся удобным случаем.
К вечеру того дня нам удалось выудить подобным способом девять небольших картофелин, которые были честно разделены между нами. Есть сырую картошку – то еще удовольствие; тем не менее другого варианта пока не было, так что довольствовались этим. Через неделю ситуация немного улучшилась: нам в комнату поставили буржуйку для обогрева помещения, поскольку температура снизилась до нуля и начались устойчивые ночные заморозки. Как же мы обрадовались! Теперь можно было есть не сырую картошку, а запеченную. Приходилось, естественно, делиться с товарищами по комнате, но Петя так наловчился, что за раз вытягивал уже по три-четыре мелкие картофелины. Однако на третьи сутки приключилась беда, лишившая нас и дополнительного рациона, и тепла. В тот вечер, когда мы уже принялись поглощать только что приготовленный картофель, к нам в комнату ворвалась Вилма. Мы резко вскочили, не успев спрятать лежащий на столе компромат.
– Чем это у вас пахнет? – повела она носом. – Что за запах? Чем вы тут занимались? Это что?
Женщина подошла к столу и окинула его суровым взглядом. У нас перехватило дыхание и подкосились ноги, но не из-за страха, а из-за того, что нас могут лишить вкуснейшей пищи.
– Я спрашиваю, выродки: ЧТО ЭТО ТАКОЕ? Где вы взяли картошку? Откуда стащили? А ну, смирно! Построиться в шеренгу. Я выведу вас на чистую воду, мерзавцы!
Фюрерша разложила на столе надкусанный картофель и, указав на него, приказала:
– Сознавайтесь, кто его ел? Ну, чего молчите, словно воды в рот набрали? Языки проглотили? Ишь, чего удумали! Недоноски советские! Этому вас учили родители? Воровать? И у кого? Кто проявляет заботу? Обувает и одевает? Кормит? Не кормить вас надо, а расстреливать, словно бешеных собак. Зачем только нас заставляют возиться с вами! Я давно бы всю душу выбила из таких никчемных паразитов.
Стоя босыми ногами на студеном полу и опустив головы, мы понимали, что за словами последует и неминуемое наказание.
– Ну что? Чьи эти огрызки?
Вилма окинула нас полным ненависти взглядом и замолчала, придумывая способ разговорить нас.
– Ладно, – вымолвила она наконец. – Вы можете доесть свой огрызок и отправляться спать. Не пропадать же добру!
Мы изумленно покосились на нее, не ожидая таких слов. Варюшка хотела
