Украденное детство - Марина Викторовна Линник

– Мамочка! Мамочка, – закричала я, бросившись ей на шею. – Неужели это ты? Я не верю своим глазам!

– Мамоська, – верещала от счастья Варюха, наконец-то узнав маму. – Уля, уля, уля!

– Ты же пришла за нами? Ведь так? – ни на минуту не замолкала я, крепко обняв ее. – Мы так ждали тебя и боялись, что с тобой что-то случилось… А где твои красивые волосы и почему ты такая худая?

– В больнице условия не намного лучше, чем в лагере, детки, – уклонилась от ответа мама. – А волосы… к сожалению, из-за вшей мне пришлось с ними расстаться.

– Давай уже уйдем отсюда, – потащив ее к выходу, проговорила я. – Я не хочу оставаться в этом ужасном месте. Мамочка, пожалуйста!

Но мама как-то странно посмотрела на меня, а затем отрицательно покачала головой.

– Я не понимаю тебя… Мы никуда не идем? Но… П-почему мы молчишь?

Страх сковал мое сердце. Что-то подсказывало мне, что сейчас произойдет нечто такое, что кардинально изменит мою и Варину жизнь.

– Мои дорогие, мои любимые, мои самые драгоценные девочки, – присев на корточки и обняв нас, ласково начала мама. – Я не могу забрать вас отсюда.

– Почему? – удивилась я.

– Сашенька, дорогая, война еще не закончилась.

– Мы же были вместе до твоей болезни! – воскликнула я. – Так что же изменилось?

– А то, что меня отправляют работать в Германию.

– Работать? Но ты же еще не выздоровела! Тебе необходимо отдохнуть, набраться сил.

– Если бы это было возможно, – тихо отозвалась мама. – Немецкий врач при обходе посчитал иначе. «Nutzbar… годный к использованию», – сказал он.

– Так ты пришла, чтобы… – прошептала я, боясь произнести последнее слово вслух.

– Да, чтобы попрощаться, – договорила за меня мама. – К счастью, мне позволили это сделать… Я уже должна идти. Простите меня! Я не выполнила своего обещания всегда быть возле вас. Я не сдержала слова, простите… так жаль…

Затем она встала и обратилась к нашей воспитательнице, стоявшей неподалеку в течение всего нашего разговора:

– Пожалуйста, если это возможно… не разлучайте их! Они уже потеряли отца почти год назад, сегодня у них не станет матери. У них никого не осталось на этом свете.

Слезы покатились по исхудавшему лицу измученной невзгодами женщины. Я уткнулась в плоский живот мамы и заревела. Варюшка, обхватив ее ноги, вторила мне. Я никак не могла поверить в то, что сейчас сказала мне моя горячо любимая мамочка. «Как? Она уезжает без нас? Но почему мы не можем поехать все вместе? Почему мы вынуждены оставаться в приюте? Неужели… неужели мы больше ничего о ней не узнаем? Неужели никогда не увидим?» – я не знала ответа на эти вопросы, и мне было очень, очень страшно.

Мы простояли, обнявшись, очень долго. Однако строгий голос нашей директрисы прервал прощание:

– Все. Мы не можем больше ждать. Надо ехать. Прощайтесь!

– Нет, нет, – закричала я, вцепившись в мамину юбку. – Я не хочу, не хочу. Отпустите меня! Мамочка, мама! Помоги мне, не отдавай нас!.. пустите!

Жесткие руки моей воспитательницы схватили меня так сильно, что мне стало больно. Я разомкнула объятия и застонала.

– Не причиняйте ей боль! – закричала мама, рванувшись ко мне.

Но немец, стоявший возле дверей и поджидавший ее, не дал сделать и шагу, обрушив на нее град ударов прикладом. Несмотря на это, мама отчаянно билась, будто расставалась не с нами, а с жизнью.

Я пыталась вырваться и защитить любимого человека, но из-за постоянного недоедания силы мои были невелики, и я беспомощно повисла на руках у уносившей меня женщины.

– Только не разлучайте, – прокричала мама нам вслед.

Это были ее последние слова. Трясясь вместе с сестрой в холодном, набитом до отказа вагоне, я чувствовала какую-то странную опустошённость, завладевшую душой. Я знала, что сирот, подобных нам, много. Когда мы прибыли на вокзал и оказались в распределительном приемнике, то стали свидетелями страшных трагедий, повторявших нашу: детей силой вырывали из рук бьющихся в истерике матерей. Стоял невыносимый плач, раздавались стоны несчастных, разлучаемых на долгие годы, если не навсегда. Доведенные до отчаяния женщины порой вступали в ожесточенную схватку с немцами, другие же доходили до сумасшествия на наших глазах, седея за считанные часы. А захватчики… захватчики вели себя, словно звери. Нет, хуже зверей. Ни один даже самый свирепый хищник не предается бессмысленной жестокости. Он просто убивает жертву. А эти… вырвав из рук матери ребенка, они жестоко избивали не только женщину, но и невинное дитя.

– Ироды!.. Будьте вы прокляты!.. Отольются вам наши слезы!.. Гады! – слышалось со всех сторон.

Тот день навсегда запечатлелся в моей памяти, ибо именно тогда я поняла, что стала взрослой. Оставшись одна с двухлетней сестренкой на руках, я осознала всю ответственность, которая легла на мои хрупкие плечи. Мое детство закончилось. Началась новая жизнь, точнее, борьба за выживание.

4

Нас перевезли в приют, расположенный на берегу Чудского озера. В детстве папа не раз рассказывал о его великолепных песчаных берегах, о многочисленных островках, о живописных местах вокруг. А еще о Ледовом побоище и о храбрости наших воинов, сражавшихся под началом Александра Невского против иноземных захватчиков. Тогда мне хотелось побывать в тех легендарных краях, полюбоваться просторами и водной гладью знаменитого озера. По иронии судьбы моя мечта сбылась тогда, когда мы с сестрой остались сиротами. Почему сиротами? Потому что я была уверена, что мы уже никогда не увидим маму.

В нашей группе в основном находились ребята моего возраста. Варюша, с разрешения директрисы, осталась со мной, чему я была бесконечно рада. За несколько месяцев, проведенных в приюте, сестричка сильно изменилась: как-то внезапно пов–зрослела. Если еще полгода назад она постоянно капризничала и хныкала, прося еду и требуя постоянного внимания, то теперь научилась вести себя очень тихо и больше молчать.

– Не кричи и не канючь, а то хуже будет, – наставляла я сестренку вначале. – Нам разрешили остаться вместе, поэтому веди себя хорошо. Иначе тебя уведут куда-нибудь, и ты останешься совсем одна. А если что заболит, то тоже никому не говори. Положат в больницу, и станешь, подобно маме, – тощей и лысой.

– Как этё одна? – хлопая глазами, спрашивала Варюшка.

– А вот так. Сиротой… без мамы и папы. Понятно?

К тому времени сестре уже исполнилось три года, и Варя прекрасно понимала, что вокруг происходит и где она живет. Мы жили в большой комнате, спали в одной кровати, всегда вместе сидели за столом, играли в одни и те же