Жена комиссара - Светлана Шахова
Путь показался короче обычного. Елизавета радовалась, что дочка семенит рядом, усердно помогает тащить санки, невзирая на лёгкий морозец, тронувший щёки румянцем.
Рыночная площадь кипела. В большинстве торговцы хаотично перемещались в центре, смешиваясь с толпой покупателей. Другие стояли по периметру, разложив товар на мешках и тряпках прямо на припорошенной снегом земле.
Елизавета прошла вдоль валенок, рабочих инструментов, книг, домашней утвари.
– Пожалуй, остановимся здесь – в уголочке, – сказала она и принялась расчехлять товар.
Стоило достать ватник, появились заинтересованные. Поначалу это были просто зеваки: разглядывали, щупали и отходили. Но вскоре стали прицениваться те, кто действительно хотел купить.
Елизавета подбирала размеры, заботливо помогала примерять, справляться с застёжкой. Арина с деловым видом крутилась рядом. Подавала ватники. Поправляла, сложенные на санках, следила, чтобы ненароком не свалились.
Оставалось два размера, когда подошёл низкорослый, коренастый мужичок с неровно подстриженной, всклокоченной бородой. Оценив покупателя взглядом, Елизавета взяла фуфайку, распахнула для примерки.
– Не-е, мне поболее давай, – бросил бородач.
– Примерить-то можно, не жалко. Но та будет велика, уж поверьте.
– Говорю, давай другую, – он выхватил из рук Арины больший размер, надел прямо поверх потрёпанного пальтишка.
В это время вальяжно подплыла пара: моложавая толстушка под руку с мужчиной средних лет, ростом гораздо выше бородача.
– Скидывай! – пробасил он. – Эта фуфайка в аккурат на меня!
– Ага! – подхватила женщина. – Сымай, мужик, сымай! Моему в самый раз будет!
Бородач не сопротивлялся. Толстушка суетливо стянула ватник, подала мужу.
– А ты, Федька, влезай в рукавищи-то, да не порви, чай не одну зиму носить, коль подойдёт…
Взглянув на Елизавету, бросила:
– Ну, что стоишь, товарка? Другим-то мужиком, занимайся. Я пока что швы проверю, да не торчит ли где вата.
Елизавета подхватила фуфайку. Держа за полы, снова распахнула перед бородачом.
– Мама-а-а-а! – раздался истошный вопль.
Она обернулась. Выпустив ватник из рук, бросилась к дочери, которая барахталась на земле, пиная снег в попытках подняться на ноги.
– Аринушка, что?! Что случилось?! – воскликнула, протягивая руку.
Помогла встать, поправила съехавшую набок шапку, заправила выбившуюся прядку волос.
– У…крала… Тё…тенька украла де…ньги, – захлёбываясь от волнения, проговорила Арина. – Вы…тащила, когда вы фу…файку держали. Я за…кричала, а о…на… меня то…лкнула.
Внутри у Елизаветы похолодело. Она опустила дрожащие пальцы в карман, ощутила пустоту.
– Боже мой, что ж это творится? – прошептала еле слышно, обводя взглядом рынок.
Ни бородача, ни парочки. За считаные минуты злосчастная троица растворилась в толпе вместе с выручкой и двумя оставшимися ватниками.
– Ничего, ничего, Аринушка, – шептала Елизавета, усаживая дочь в санки. – Значит, им нужнее… Ещё нашью.
– А я буду помогать.
Горячая слеза обожгла щёку. Елизавета сглотнула застрявшую в горле обиду. Подхватила верёвку и быстро потащила санки.
Поднявшись на свой этаж, звонить не стала, отперла ключом. Попыталась войти как можно тише. В прихожей прислонила санки к стене. Присела на корточки, принялась развязывать шнурки на ботинках Арины. Дочка неловко повернулась, санки загрохотали о пол. Из комнаты выскочила Надя.
– Мама, наконец-то! Давайте скорее чай с пастилой пить! – крикнула, пробегая в кухню. – Вон уж чайник кипит!
Из-за двери показалась голова Коли.
– Так-так-так, где тут вкусненькое?
Елизавета, занимаясь шнурками, не подняла головы. Сын подошёл ближе.
– Что-то я сумку с продуктами не вижу, – проговорил он, подозрительно оглядываясь.
Елизавета не могла больше держаться. Покачнувшись, села на пол. Заревела навзрыд.
Дети бросились на шею, стали утешать. Выглянул Степан.
– Э-э! Елизавета Тихоновна, что так убиваетесь?! Кто помер, что ль? – прохрипел он и, неуклюже ковыляя, направился к Елизавете.
Оказавшись рядом, присел, положил её безвольную руку себе на плечо, аккуратно приобнял огромной ладонью за талию.
– Давай-ка те, держитесь за меня. Вот так. Теперь подымайтесь. Негоже барышне у порога рассиживаться, – подбадривая, повёл в кухню.
Усадил на стул.
– Так-то оно лучше. Так что там стряслось-то?
Елизавета всё слышала и видела: соседа, плачущих детей, Нину, вбежавшую в кухню с улицы прямо в пальто и принявшуюся утешать, но не могла говорить. Её било и трясло как в лихорадке.
– Арина, ты же с мамой была! – воскликнула Надя. – Давай, рассказывай.
Младшая пугливо взглянула на мать и прошептала:
– Тётенька деньги украла… А дяденьки – две фуфайки.
Коля присвистнул.
– А вчера ещё у Аринки сумку с чистым бельём на базаре спёрли.
– Ах ти, Господи! Горе-то какое! – воскликнула Нина, схватившись за голову.
Скинув верхнюю одежду, она засеменила по коридору, разматывая на ходу шарф.
– Лиза, погоди минуточку, пальтецо повешу.
Вернулась.
– Горе-то оно, конечно, горе, да не беда, – заговорила спокойнее, вытряхивая из пузырька в стакан с водой вонючие капли; поболтала, смешивая, чуть ли не силком влила Елизавете в рот. – Вот если б с Пал Семёнычем худое приключилось, это – беда. А выручку да одёжку прошляпить, хоть и сильно жалко, всё одно – неприятности. Воровство-то, я тебе скажу, дело привычное. Нонче времена такие: держи ухо востро, не зевай.
При последних словах Степан, шаркая потрёпанными тапками без задников, побрёл к себе.
– Видать, я его невзначай задела, – сконфузилась Нина. – А ты, Лиза, не убивайся так. Я вчера хорошо наторговала, поделюсь денежкой. С голоду не помрём.
– Спасибо тебе. Ох, спасибо, – отозвалась Елизавета. – Я отдам. Ты знаешь. Понемногу, но всё до копеечки верну.
– Сочтёмся. Родня как-никак.
В коридоре послышалось шарканье. Снова появился сосед. Плюхнул перед Елизаветой авоську картошки.
– Это вам. Если ещё надо будет, скажите, – буркнул и поплёлся обратно.
Теперь Елизавету душили слёзы благодарности. Она прерывисто вздохнула, крикнула в спину:
– Дай Бог тебе здоровья, Стёпа!
Медленно подняла сетку, чтобы сразу начать готовить. Однако, в три шага дойдя до мойки, опустила её на пол. Силы оставляли. То ли доза успокоительного оказалась чересчур большой, то ли организм включил самопроизвольную защиту, Елизавета не пыталась понять, чувствовала только, что еле держится на ногах.
Нина взяла под локоть, повела в комнату.
– И зачем это ты за картошку-то схватилась? Полежи чуток, а деток я накормлю. Вон, вчерашние щи остались. Плесну по половнику, да чаем запьют.
Коснувшись кровати, Елизавета провалилась в сон. Когда проснулась, за окном в темноте уже тускло мерцал фонарь.
Воспоминания о случившемся застучали кровью в висках, закрутили нутро до тошноты. Несколько минут она лежала, перебирая в голове возможные варианты, при которых можно было избежать потерь. Наконец, отчаявшись, что ничего не исправить, отправилась жарить картошку.
У плиты хлопотала соседка.
– Вот, Елизавета Тихоновна, мой-то опять выпимши с завода
