Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши
– Настоящее жилище Тонкого человека[1].
Этот фильм я смотрела неподалеку отсюда в кинотеатре «Эрос» и просто влюбилась в Мирну Лоу и Уильяма Пауэлла, которые, попивая мартини, расследовали преступления в Нью-Йорке. Квартиру Миры будто скопировали с их жилища из фильма.
Не предложив мне ни перекусить, ни чего-нибудь выпить (может, так принято было только в Индии?), Мира повела меня в спальню и указала на кровать. На ней лежало четыре платья.
– Я надену все по очереди, а ты выберешь.
Я пощупала то, что было ближе всего ко мне. Сшитое из сатина насыщенного орехового оттенка, оно поражало пышными рукавами и лифом в стиле ампир. Второе платье было из шелкового крепа цвета слоновой кости с круглым вырезом и рукавами-крылышками, которые наверняка изящно порхали при каждом движении владелицы. Не удержавшись, я провела пальцем по греческому вырезу третьего платья – с летящей атласной юбкой. От последнего же у меня перехватило дыхание.
– Вот это. – Я подняла его и поднесла к хрупкой фигурке Миры.
Платье было пошито из блестящего персикового атласа. Топ на бретельках оставлял спину открытой до самой талии, а косая юбка подчеркивала бедра.
Мира надулась.
– А я не буду в нем слишком плоской? Я так похудела в больнице. От морфина у меня совсем не было аппетита.
– В этом же и смысл, – улыбнулась я. – Платье словно шили на ту фигуру, что у вас сейчас.
Я посмотрела на часы. Пора было бежать домой на примерку платья, которое шила для меня мама.
– Себе тоже что-нибудь выбери. И не… В общем, это не благотворительность. – Мира нерешительно улыбнулась. – Мне просто приятно будет, если ты наденешь одно из моих платьев.
В другой ситуации я бы заартачилась, но сейчас знала, что Мира не хочет ничего дурного, и просто улыбнулась.
– Не нужно, мама приготовила нам с вами сюрприз.
Мира села на обтянутую атласом банкетку в ногах кровати и с минуту меня разглядывала. Казалось, она видит меня насквозь.
– Сона, твоя жизнь будет настолько большой, насколько ты позволишь. Ты еще создашь глубокие, богатые воспоминания, которые заполнят пустоту здесь. – Она погладила себя по груди.
Я задохнулась. Снова Мира пыталась заставить меня раскрыться, требовала большего. И мне казалось, я не оправдываю ее ожиданий.
– Мэм, не все же такие, как вы.
Она встала с банкетки и подошла ко мне. Погладила по груди и задержала на ней ладонь.
– Я хочу для тебя большего, Сона. Ты и сама этого хочешь. Перед тобой открыты все дороги. Просто иди и найди то, что тебе нужно.
Мира побуждала меня посмотреть мир, отправиться туда, куда я никогда и не чаяла попасть. Но… ей повезло родиться в привилегированном классе. А как я могла последовать ее совету? Куда мне ехать? На какие деньги? На те, что из чувства вины присылал отец? Я не смогла бы заставить себя сделать это. Как бы заманчиво ни звучали ее слова, мою практичную часть, ту, что не желала тратить время на пудру для лица, они возмутили. Зачем давать мне надежду, которой никогда не суждено сбыться?
Я обошла Миру кругом.
– Мне пора, а то мама рассердится. Справитесь сами? – Я вдруг сообразила, что так и не видела ее мужа. – А где мистер Бартош?
Мира рассматривала лежащие на кровати платья. Потом стала убирать те, что не собиралась надевать, в шкаф с зеркальными дверцами.
– Где-то бродит. Мало ли, где его носит. Может, пошел чистить ботинки. Но к вечеру он вернется.
* * *
Я гнала домой на велосипеде, размышляя о том, что сказала мне художница. Маму я уверяла, что готова идти на помолвку в любом своем старом платье, но теперь, когда я увидела вечерние туалеты Миры, мне тоже захотелось чего-то более шикарного. Было пять часов вечера, обычно я в это время уходила на работу. Однако сегодня, благодаря стараниям миссис Мехта и Дева Сингха, нам с доктором Мишрой нашли замену.
Мама сидела за швейной машинкой с булавками в зубах и карандашом за ухом. На столе перед ней были разложены куски изумрудного сари и зеленого атласа для нижней юбки.
– Ужин на столе, – сказала она, когда я вошла. – Сначала поешь. А потом примерь, чтобы я могла все закончить.
Мама шила быстро и всегда заканчивала заказы в срок, но я знала, что на этот раз она превзошла себя. До вечеринки оставалось три часа, ехать до Сингхов было как минимум минут сорок пять – сначала на двухэтажном автобусе, потом на рикше. Конечно, я привыкла разъезжать на велосипеде в юбке, но вряд ли мне удалось бы это в платье до пола.
Аппетита особо не было, ведь у меня тряслись поджилки. Я съела половину роти, немного дала и пошла на галерею в ванную. Когда вернулась, мама попросила меня раздеться до белья. Потом встала со стула и собрала куски платья. Взяв две детали лифа, она сколола их булавками и приложила ко мне. Опустив глаза, я заметила, как сильно открыта грудь.
– Мам, куда же я пойду в таком виде! – Я стиснула детали лифа, чтобы вырез начинался на два дюйма выше последней вколотой мамой булавки.
Она же оттолкнула мою руку.
– Я впервые шью дочери вечернее платье. Предоставь фасон мне, поругаемся позже.
Она так радостно улыбалась, довольная своей работой, что я смягчилась. В последний раз я видела маму такой веселой и гордой, когда она шила мне медицинскую форму. Я поцеловала ее в лоб.
К верху лифа крепились две длинные бретели из зари, проходящие через плечи и спину. Мама сделала пару отметок мелком и убрала лиф. Затем приложила ко мне юбку, чтобы прикинуть длину подола. По низу тоже должна была идти золотая кайма. Юбка обтягивала бедра, но от колен шло годе. Такой фасон делал меня похожей на изящную статую, я даже как будто стала выше ростом. Зеркало у нас было только одно – маленькое над раковиной, так что целиком я себя не видела, но по маминому лицу поняла, что выгляжу потрясающе.
– Красавица моя, все будут тобой любоваться! Снимай скорее и дай мне закончить.
Я осторожно, чтобы не выпали булавки, стащила платье. И вдруг вскрикнула:
– А туфли?
Обуви под такой наряд у меня не было.
– Фатима! – сообразила мама. – Беги быстрее!
Поскорее одевшись, я перебежала через галерею. Открыла мне розовощекая, по-детски энергичная Фатима. И сразу же обеспокоенно спросила:
– Мамочка тек хай?
– Да-да, у мамы все хорошо.
Я объяснила, что вечером иду в гости, что мама шьет мне
