Тиль Гаримму - Андрей Евгеньевич Корбут
Омри в ответ и сам уставился на нее, с любопытством наблюдая за спокойной реакцией необычного соседа на его пробуждение.
— Может, тебя покормить? — тихо сказал он, медленно поднимая голову. — Глянь, какая ты бесстрашная. Хоть бы шелохнулась. Смотри, как бы это тебя не сгубило.
Когда он сел, крыса показалась ему все-таки меньше, чем минуту назад. Впрочем, это не умаляло ее характера: она по-прежнему сидела неподвижно, продолжая неотрывно следить за человеком, ожидая от него любого подвоха. Однако Омри и не думал ей вредить. Не вставая он потянулся к глиняному горшку, приподнял тяжелую крышку и взял оттуда еще почти свежую пшеничную лепешку.
— Угощайся, — разрывая ее пополам и бросая еду на пол, сказал Омри.
Крыса повела носом, поднялась на задние лапы, потом опустилась и быстро приблизилась к куску хлеба, но вместо того чтобы схватить его, замерла, снова выжидающе посмотрев на внезапного благодетеля.
— Та-ак? — обиженно брякнул Омри, поудобнее усаживаясь на циновке. — А тебя не смущает, что я кормлю тебя тем же, что и себя? С другой стороны — как хочешь.
Он пододвинул к себе амфору с вином и, приложившись к горлышку, долго не мог напиться. А когда поставил ее на пол, увидел, что крыса все-таки ест его хлеб.
— То есть мы подружились? Тогда, может, расскажешь, что там делается наверху? Город-то хоть пал? — И, сказав так, он прислушался, всматриваясь в узкую щель в дальнем углу его каземата, через который проникал солнечный свет, благодаря чему глаза могли хоть что-то различать в окружающих его сумерках. Отвечать пришлось самому — крыса уж слишком увлеклась завтраком. — Тихо-то как. Выходит, ассирийцы снова победили…
Его убежище находилось неподалеку от того самого постоялого двора, где три месяца назад схватили писца Мар-Зайю. Наружу отсюда было три выхода: во дворец, в город и спасительный — за крепостную стену. Но уходить из города было рано.
— Извини, но мяса не дам. Самому мало, — объявил он, найдя среди припасов хороший кусок жареной баранины. — Да ты и так жирная непомерно. Глядишь, и бегать скоро разучишься. Ты тут самая главная? Молчишь?.. Тебя бы в пыточную, ты б у меня заговорила…
Эта шутка его рассмешила, и он заулыбался, показывая крысе ровные крепкие зубы. Мужчина он был сильный, хотя и среднего роста, здоровья хватало — трех, а то и четырех человек мог в рукопашной одолеть. Одна шея чего стоила — в три обхвата шириной. Его голова была как будто приплюснута с боков и немного вытянута вперед, отчего лицо казалось чересчур узким, глаза сидели совсем близко к носу, спасали положение лишь густая квадратная борода и длинные заплетенные в тугую толстую косу волосы, черные как смола.
Где-то совсем рядом с его убежищем, наверху, послышались негромкие голоса. Позабыв о крысе, Омри бесшумно поднялся, по камням добрался до самого верха, и занял место около щели, чтобы посмотреть, что делается снаружи. И вдруг услышал:
— Карр! Давай сюда! Тут что-то есть! Давай, пошевеливайся! Под домом!
***
Сотня Шимшона пировала всю ночь, а под утро, едва задремали, всех подняли по тревоге из-за покушения на царя. Воинов разделили на пары и отправили обыскивать дома, подвалы, колодцы, сараи, развалины — на случай если у заговорщиков остались сообщники. К постоялому двору, где когда-то брали Мар-Зайю, отправились Шалита и новобранец по имени Карр.
— Да мы здесь уже все обшарили! — проворчал юноша, падавший от усталости. Прикажи начальство его казнить сейчас, ради короткого отдыха перед смертью он бы согласился и на это.
— Заткнись и делай что велено! — оборвал его стенания ветеран.
На постоялый двор они прошли через главные ворота, сорванные с петель, с десятком вонзившихся в дерево стрел, обыскали все комнаты, в таверне нашли немного вина и утолили жажду, потом снова оказались на улице. Один ее конец уходил к рыночной площади, другой к привратной башне, повсюду были разбросаны вещи, вынесенные из соседних домов, рваная одежда, черепки битой посуды, на всем виднелись следы крови.
Карр устало присел на полуобвалившийся забор и принялся с силой растирать виски.
Шалита отошел от него на пару шагов, спустил штаны и стал мочиться в сточную канаву, бесцельно наблюдая, как желтоватый ручеек бежит по ложбинке, стремясь исчезнуть среди камней. Тогда-то он и увидел под стеной дома глубокую расщелину, показавшуюся ему подозрительной.
— Карр! Давай сюда! Тут что-то есть! Давай, пошевеливайся! Под домом!
Чтобы выяснить, как глубоко под землю уходит нора разобрали завалы и вскрыли пол. На это ушло не меньше часа.
— Тут точно кто-то прятался, — засунув в дыру голову, через какое-то время сказал Карр, — здесь циновка, и даже еда припасена.
— Все-все! Давай назад! — потянул его за штаны Шалита. — Беги к Шимшону, пусть даст подмогу. Опасно соваться сюда вдвоем. А я посторожу.
***
Пока стражники наверху пытались проникнуть в подземелье, Омри успел и поесть, и переодеться — точь-в-точь ассирийский воин. Он был совершенно спокоен. Да, где-то глубоко внутри него в такие минуты жил страх, но ему всегда удавалось цепко взять его за горло.
«Страх ведь как зверь, стоит показать ему, кто из вас двоих сильнее, — и он способен лишь на то, чтобы рычать и смотреть на тебя исподлобья», — всегда считал Омри.
Сначала он хотел сразу уйти подальше, в узкий коридор, где без труда можно было противостоять не одному десятку солдат, а двоим и подавно, но затем подобрался поближе к лазу. Чтобы не выдать себя пришлось красться, прижимаясь к стене. Ему было видно, как Карр свесился через дыру в потолке, слышно, как Шалита отдал приказ привести подкрепление.
Когда все стихло, Омри подумал: «А ведь этот ассириец мог и уснуть. Разморило на солнце, задремал».
Как же ему хотелось в это верить! Но если он ошибается — это конец, стоит высунуться, и ему снесут голову…
От этой мысли у него похолодели ноги.
С минуту Омри еще раздумывал, но потом рванулся наверх, прекрасно понимая, насколько опрометчиво поступает. И только твердо встав на ноги, уже с мечом в руках, он огляделся по сторонам и облегченно вздохнул. Ассирийца нигде не было.
***
А ведь Шалита действительно задремал. Присел рядом с лазом — и сразу провалился в сон, хоть и на пару минут всего. После чего, продрав глаза, решительно встал и отправился на постоялый двор, где можно было
