Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс
– Я ухожу, ваше величество.
– Нет, останьтесь; но Бога ради вступите на путь справедливости и доверия, – тогда мы поймем друг друга. Людовик требует исповеди; вот она – пишите. Я прибыла во Францию исполненная надежд; когда увидела короля, полюбила его от всего сердца, его величество платил мне тем же. Вы появились при дворе, господин кардинал; мгновенно король охладел ко мне, начал от меня убегать и вскоре выказал странную суровость. Я была невинна и могла быть, если не любима, по крайней мере, уважаема своим супругом. Подобно ему я происхожу от королей: внучка Карла V имела такое же основание требовать высокого положения, как и сын Генриха IV. Меня оскорбило это охлаждение, унижение, которого я не заслуживала, и признаюсь с полной откровенностью, затаила гнев в глубине души. Не стану упоминать о презрительном суровом обращении со мной, которое король выказывал публично при каждой встрече… Признаюсь, все это привело меня в негодованье; я перестала любить короля и возненавидела бы его, если бы ненависть не была противна Богу. Вы можете писать это. Недовольный тем, что покинул меня, обременил стыдом, напоил желчью, Людовик нанес мне самое жестокое оскорбление, какое только может растерзать сердце женщины: будучи нечувствителен к прелестям моего пола, он, тем не менее, выказывал свою странную любовь к девице Готфор, чтобы заявить, мне открыто отсутствие достоинства в моей особе…. Вы понимаете мщение, господин кардинал, вы испытываете его почти наравне с испанцем – я в этом убедилась.
– Ваше величество, эти речи…
– Позвольте мне продолжить: я исповедуюсь в мыслях точно так же, как и в своих действиях. Я сама вдохновилась мщением; я хотела обрушить его не только на вас, как на врага, но на самого Людовика ХIII, которого бесчувственное отвращение повергло меня в отчаяние. Восстание мое против судьбы было законно… Ваше сердце разорвется, господин кардинал: я стала за Англию, ободряла Лотарингию, обещала помощь Нидерландам, была заодно с Италией; готова была умолять всю Европу, чтобы она помогла мне вырвать у короля то, в чем он отказывал моему званию, моим правам, простым приличиям, но в особенности, чтобы свалить вас – ибо одни ваши интриги были причиной всех моих несчастий… Вы написали?
– Да, отвечал холодно, кардинал.
– Я все рассказала, король будет доволен; и если он согласился примириться за мою полную откровенность, то я вполне заслуживаю этого примирения; я открыла самые сокровенные тайники моего сердца. Не забудьте прибавить: пусть Людовик ХIII и его первый министр, заглянут в собственную совесть, они не преминут найти там не одну причину заблуждений, если хотите проступков, в которых я признаюсь; даже убеждена, они сознаются, что я могла бы совершить еще больше. Но если со стороны короля, и с вашей, господин, кардинал, все предается забвению, если оба вы чистосердечно отреклись от гнева, я сделаюсь покорной, предупредительной, нежной супругой французского короля, и вам протягиваю руку в знак уважения, но только уважения. Слышите?
– Подпишите, ваше величество.
– Кардинал! мы помирились?
– Огонь, вражды горел только в вашем сердце, – сказал Ришельё напыщенно: – и если он погас, то нигде больше не осталось ни искорки.
С этими словами кардинал встал, поцеловал руку королевы, обещал ускорить примирение, за которое по его словам он давно уже готов был заплатить половину жизни, и вышел.
Король остался доволен признаниями, надиктованными, Анной Австрийской, и приписал внизу: «Прочтя откровенное признание королевы, нашей любезнейшей супруги во всем, что могло не нравиться нам в ее поведении и, получив ее уверение вести себя на будущее время согласно с обязанностями в отношении к нам и к нашему государству, мы заявляем, что, забываем все прошлое и не хотим к нему возвращаться, но желаем жить с ней, как добрый король и добрый муж с женой, в свидетельстве чего подписываемся». «Louis».[53]
Подписав, этот странный контракт, король отправил к королеве, которая у него просила, прощения в присутствии кардинала: Людовик ХIII простил, и супруги поцеловались. В тот же день Анна Австрийская была в Сен-Жермене.
Каждый день королевская чета являлась в этом дворце, но в обществе, и Людовик не показывал жене никакого знака нежности или доверия. Примирение это, как и предыдущие, было неискреннее, и жизнь царственной четы шла по-прежнему. Через две недели Анна возвратилась в Париж.
Между тем продолжались посещения Людовика ХIII в монастырь Визиток; сестра Луиза постоянно говорила государю о королеве: по-видимому, преданная дружба этой хорошенькой послушницы не добилась от короля, чего желала его супруга. Неизвестно, как Анна Австрийская передала отшельнице то, чего недоставало ей в начатом примирении; еще труднее догадаться посредством каких фигур и перифраз послушница могла коснуться этого щекотливого вопроса с таким человеком, как Людовик ХIII. Но верно то, что это обстоятельство обсуждалось у решетки и даже в горячем споре, ибо король сильно противился материальному утверждению заключенного договора.
Так тянулось дело до декабря 1637 г., как Людовик XIII, выехав из Версаля на ночлег в Сен-Мор, остановился в монастыре Визихок. Беседа короля с сестрой Луизой продолжалась в этот день, по крайней мере, четыре часа. Наступила ночь, когда Людовик вышел из разговорной. Во время этой продолжительной беседы пошел проливной дождь и усиливался до такой степени, что невозможно было продумать о поездке. Королю доложили, что опасно было пускаться по затопленным дорогам в карете.
Между тем кухня и прочие служители успели уже уехать в Сен-Мор; помещение короля в Лувре не было готово, а этикет, неизбежный этикет, на который как-то особенно налегал начальник гвардии Гюито, – не дозволял государю в собственной столице искать приюта у кого-нибудь из подданных: одним словом его величеству негде было провести ночь.
– Государь, сказал наконец Гюито, как бы осененный внезапной мыслью: – королева живет теперь в Лувре, и ваше, величество найдете там ужин и готовое помещение.
– Нет, нет, отвечал король с некоторой досадой; – я подожду ещё; погода переменится… Посмотрите, с этой стороны, я вижу звезду…
– Клянусь св. Женевьевой, сказал начальник гвардии через полчаса: – я не знаю, государь, что думать о звезде, показавшейся в этот вечер; но дождь усилился и поднялась буря… Лувр так близко.
– Мессир Гюито, королева ужинает и ложится слишком поздно для меня.
– Я уверен, что государыни охотно подчинится образу жизни вашего величества, и я на всякий случай послал пажа в Лувр предупредить о вашем прибытии.
– Без моего приказания! сказал король полусердито: – нехорошо.
– Простите великодушно ваше
