Купол на Кельме - Георгий Иосифович Гуревич
— Давайте сыграем, товарищи, — говорит он. — Я загадаю всем известную личность, а вы угадывайте. Вопросы задаются любые, я отвечаю только «да» или «нет».
Кто же задуман? Пробуют выяснить профессию:
— Писатель?
— Нет.
— Поэт?
— Нет.
— Государственный деятель?
— Нет.
— Работник искусства? Служащий? Рабочий? Колхозник?
— Нет, нет, нет…
Минутное замешательство. Кто-то предлагает угадывать не профессию, а хронологию.
— Наш современник?
— Нет.
— Жил в девятнадцатом веке?
— Нет.
— В доисторическое время?
— Тоже нет.
— Кто же это может быть?.. Или он не жил совсем?
— Да, — говорит ведущий.
— И мы его знаем?
— Безусловно.
— Кто же это: знаменитый, не живший?.. Литературный герой?
— Да.
Путеводная нить найдена. Поиски возобновляются с новой силой:
— В какой литературе описан? В русской?
— Да.
— В дореволюционной?
— Да.
— Мужчина?
— Нет.
— Значит, женщина. В каком же жанре писали об этой женщине — в стихах?
— Нет… Впрочем, писали в стихах, да…
Кто писал? Первым называют Пушкина.
— Да. И Пушкин.
— В поэмах?
— Да.
— В «Медном всаднике»?
— Нет.
— В «Бахчисарайском фонтане»?
— Нет.
— В «Руслане и Людмиле»?
— Да.
— Людмила! — хором кричат несколько человек.
— Нет.
— Жена Владимира? Двенадцать дев? Прислужницы в доме Черномора?
— Нет, нет, нет…
— Очевидно, кто-то упомянутый мельком?
— Да.
Женщина, никогда не жившая (то есть наверняка не историческое лицо), мельком упомянутая в поэме Пушкина и всем нам известная.
— Скорее всего, какое-нибудь сказочное существо?
— Да.
Кажется, кольцо смыкается. Еще два-три вопроса.
— Молодая женщина?
— Нет.
— Значит, старуха?
— Да.
— Баба-яга?
— Она самая…
2
Так знаем ли мы, где найти богатство?
На выскобленном обеденном столе Маринов расстелил карту:
— Обсудим, Гриша, подумаем вслух.
Девушки, пересмеиваясь, чинят сети. Семен подсел к нам, положил локти на стол.
— Умное лицо сделай, Семушка, прикинься понимающим!.. — говорит задира Лукерья.
Итак, где же тут прячется нефть?
Мы прошли по Лосьве от устья до самых истоков на вершине кряжа. Три ступени оказались в кряже. Самая верхняя, где мы были вчера, сложена твердыми сланцами. Нефти здесь нет и быть не может. В сланцах она никогда не встречается.
Ступень вторая — от Топо́зера до Ларькина. Сланцы ушли в глубину, над ними трещиноватые песчаники. Вместилище для нефти есть, но нет над ним крыши, и нефть не могла сохраниться, высохла, испарилась.
Наконец, нижняя ступень, которая кончается у Старосельцева. Трещиноватые песчаники в глубине, над ними более молодые известняки с частыми прослойками глины. Есть вместилище, есть и крыша. Здесь могла бы встретиться нефть. Однако на Лосьве эта ступень расколота на мелкие приступки. Возможные резервуары разбиты, и нефти нет.
— Но, вероятно, не на всех параллельных реках эта ступень расколота, — говорю я. — Надо исследовать все левые притоки Югры Великой: Югру Малую, Тесьму, Тьму, Кельму, Висковатую…
Маринов кивает головой. Он и сам думает так же. На будущий год надо вновь приехать в эти края. Вновь нужно хлопотать, чтобы разрешили еще одну экспедицию, убеждать, что ему не повезло случайно, он ошибся, выбрал не ту реку, в следующий раз он привезет более веские доказательства.
— В самом деле жалко, что вы выбрали Лосьву, а не Кельму, например, — говорю я.
— Истоки Кельмы рядом. Мы могли бы спуститься по ней отсюда, — размышляет Маринов. — Но сейчас уже поздно. Кельма замерзнет дней через пятнадцать — двадцать. Когда времени в обрез, лучше идти знакомой дорогой…
Конечно, знакомая дорога надежнее!
А может, все-таки перебраться на Кельму?
Разумная осторожность требовала возвращения старым путем. На Лосьве мы знали каждый порог и описали каждое обнажение. Плывя вниз по течению без остановок, дней через десять мы догнали бы Ирину и поспели бы на последний пароход. Но ничего нового мы не нашли бы и не прибавили к имеющимся материалам. Так и явились бы в Москву с записями, но без нефти, с материалами, но без веского доказательства.
— Может быть, решимся на Кельму?
— Поздновато! — вздыхал Маринов.
— Рискованно! — поддакивал я.
Мы толковали о болотах, безлюдье, о том, что продуктов нет, припасы на исходе, сил уже не осталось… Да и вообще необязательно же купола будут на Кельме. Мало ли мы встречали неожиданностей в геологии?
— А может, решимся?
— Ну, давайте спросим у старика. Возможно, на Кельму и дороги нет отсюда.
Но старик сказал, что дорога есть. Нужно идти старым волоком километров пятнадцать, потом плыть по болоту на лодке (но в эту пору воды хватает), от Федькиной избы свернуть в протоку… Толково и словоохотливо он изложил всю лоцию Кельмы. Единственная сложность: рассказывал он, как москвич приезжему, — не по приметам, а по названиям. И Маринов терпеливо выспрашивал, чем отличается Черная речка от Черного ручья и камень Безымянный от сотни других безымянных камней и что такое Федькина изба: есть ли там изба и живет ли в ней Федька. Оказалось, ни избы, ни Федьки нет: изба сгорела во время лесного пожара лет сорок назад, Федька давным-давно помер. В общем, по рассказам старика выходило, что плыть можно и по Кельме, но гораздо удобнее, проще и естественнее спускаться по Лосьве, мимо жилья, без всяких волоков.
— Рискнем, Леонид Павлович?
— А что, отец, поможете нам на волоке?
Старик задумался.
— Дело ясное… — пробормотал он. — Обсудить надо, конечно…
Что — обсудить? Мы поняли — обсудить вознаграждение. Но как расплатиться? Денег у нас было в обрез — только на железную дорогу. Да деньги здесь и не очень ценились — за двести километров от ближайшего магазина! Артель старика видела их раз в год, когда сдавала рыбу, соленых уток и перья, а взамен забирала порох, одежду, муку и соль.
Маринов сказал:
— Обсудите цену как полагается. Я заплачу… И вещи дам в придачу.
Мы перебрали свое имущество. Решили отдать резиновые сапоги — рыбакам они пригодятся. Один нож… С болью в сердце я присоединил часы — память о фронте. Но в дороге мы могли обойтись одними. Старик, а за ним и все девушки придирчиво осмотрели вещи, а также и те, которые мы не предлагали. Особенно понравилось старику
