Uncharted: Четвёртый лабиринт - Кристофер Голден

— Слушай, Нейт, вот к чему всё сводится. Лука… он был одним из хороших парней. Я хочу убедиться, что тот, кто его убил, заплатит по счетам. Кроме того, Джада очень хочет закончить этот проект. Он стоил её отцу жизни, и она намерена довести его до конца ради него. Я планирую в этом участвовать. Я уже не так молод, как раньше, а она не привыкла к тому, что её пытаются убить, так что нам бы не помешала твоя помощь. Если ты в итоге окажешься в какой-нибудь неглубокой могиле, то по крайней мере, будешь знать, что ушёл из жизни, делая что-то хорошее.

Дрейк вскинул бровь, не в силах скрыть кривую усмешку.

— Ну, когда ты так это преподносишь, как я могу устоять?

Салли похлопал его по плечу.

— Спасибо. Это много значит.

— Только без этих нежностей, Салли. Ты меня в краску вгонишь.

Виктор закатил глаза и отвернулся, срезая путь по диагонали через улицу к пятиэтажному зданию, занимавшему половину квартала, который состоял из ряда многоквартирных домов. Дрейк подождал, пока мимо протарахтит курьер на старом мопеде, и последовал за ним. Верхний Вест-Сайд Манхэттена казался приятным местом для жизни, с деревьями, посаженными вдоль тротуара, и коваными оградами перед короткими дорожками, ведущими к входным дверям. У многоквартирного дома были красные двери, мансардные окна по обоим концам и небольшая башенка в стиле шале в центре. Салли дошёл до самой последней двери в конце квартала, где 82-я улица пересекалась с Вест-Энд-авеню.

Дрейк последовал за ним в вестибюль. Виктор нажал кнопку с надписью «Горински», и их тут же впустили.

Их целью оказалась квартира на четвёртом этаже в задней части здания. По словам Салли, она принадлежала старой подруге Джады по колледжу, которая училась за границей и оставила ей ключ и приглашение пользоваться квартирой в любое время, когда та будет в городе. Если лифт и был, Дрейк его не заметил, и он был впечатлён тем, с какой лёгкостью Салли преодолел лестницу. Не то чтобы он ожидал, что его старый друг рухнет на полпути, но Виктор не становился моложе, а курение сигар — не самое лучшее хобби для спортсмена.

Дверь квартиры открылась, прежде чем они до неё дошли. Девушка, стоявшая на пороге, на первый взгляд могла сойти за подростка. На ней был кремовый топ с длинными рукавами, обтягивающие чёрные брюки и простые чёрные ботинки — скорее практичные, чем модные. Волосы у неё были чёрными, но длинная чёлка, обрамлявшая лицо, была выкрашена в яркий пурпурный цвет. Однако, присмотревшись, Дрейк разглядел силу в её фигуре ростом метр шестьдесят и интеллект, мелькавший в её ореховых глазах.

Ядранка Хзуяк определённо больше не была ребёнком.

— Какого чёрта ты делаешь? — тихо спросил Салли, заталкивая её обратно в квартиру. — Ты даже не спросила, кто это, прежде чем нас впустить.

Джада вскинула подбородок, словно готовая к бою.

— Я не дура, дядя Вик! В вестибюле камера, помнишь? Я видела, что это ты.

Она ткнула большим пальцем в панель домофона у двери. Дрейк не мог разглядеть её из коридора, но предположил, что Салли сейчас смотрит на экран, на котором жилец квартиры мог видеть, кто звонит снизу, и чувствует себя довольно глупо. Это заставило Дрейка улыбнуться. Ему нечасто доводилось видеть, как Салли ставят на место.

Затем Джада посмотрела на него.

— Ты так и будешь стоять в коридоре, улыбаясь как идиот, или зайдёшь?

— Я и сам на минуту засомневался, — ответил Дрейк, — но, полагаю, всё же зайду.

Джада отступила, чтобы он мог войти, а затем закрыла и заперла за ним дверь. Дрейк взглянул на Салли.

— Язык проглотил, «дядя Вик»?

— Заткнись, — прорычал тот.

Квартира была опрятной, по-спартански простой и оформленной в блёклых тонах кем-то без особого воображения. Немногочисленные картины на стенах, казалось, были выбраны под интерьер, а не наоборот. Единственными признаками жизни были разбросанные по дивану подушки и беспорядок из бумаг и книг на полу и кофейном столике.

— Джада, возможно, ты не помнишь Нейта… — начал Салли.

— Я его прекрасно помню, — ответила девушка, убирая пурпурную прядь за ухо и холодно разглядывая Дрейка. — Хотя в моих воспоминаниях ты был выше.

Дрейк улыбнулся.

— Ну, справедливости ради, ты тогда была ниже.

— Ты был и симпатичнее.

Его улыбка исчезла.

— Ты тоже. В стиле властной десятилетней девчонки, конечно.

— Мне было двенадцать.

— Я знаю.

Джада рассмеялась, но тут же посерьёзнела, словно почувствовала вину за проявление хоть какой-то весёлости в мире, где её отца жестоко убили. Она выдавила небольшую, меланхоличную улыбку — лишь крошечное признание того, что ей понравилась их перепалка, — а затем снова повернулась к Салли.

— Я продолжала работать, пока тебя не было, — сказала она. — Хотела показать тебе кое-что, когда ты вернёшься.

Салли подошёл к дивану и сел на краешек, наблюдая, как она раскладывает бумаги на кофейном столике, а затем поднимает несколько с пола. Оттуда, где он стоял, Дрейк видел, что многие из бумаг были рисунками чего-то похожего на лабиринты, но это были полноценные иллюстрации, а не грубые наброски составителя головоломок.

— Сколько ты ему рассказал? — спросила Джада у Салли.

— Только про Хенриксена и про то, что Лука боялся. Я не вдавался в исторические детали, — ответил Салли.

— «Он» стоит прямо здесь, — вставил Дрейк, переводя взгляд с Джады на Салли. — А я-то думал, она не знает, что это за таинственный проект.

— «Она» знает совсем немного и пытается разобраться в остальном, — ответила Джада, склонив голову набок и изучая его. — Что ты знаешь об алхимии?

Дрейк пожал плечами.

— А что тут знать? Сумасшедшие ребята думали, что могут превращать разные металлы в золото. А ведь круто было бы, а? Хотя тогда охотники за сокровищами остались бы без работы.

Джада взяла старую книгу, её суперобложка пожелтела и была порвана по краям. Дрейк едва смог разобрать название: «Наука, магия и общество».

— Ты не похож на любителя домашней работы, — сказала она. — Но если захочешь почитать, это может быть неплохой идеей. На протяжении веков было много людей — почти всегда мужчин, — которые представлялись алхимиками и утверждали, что могут создавать золото. Они также утверждали и много чего другого. Сен-Жермен рассказывал всей Европе, что он бессмертен. У Фульканелли