Цветочная сеть - Лиза Си
— А еще обзывали учителей старыми пердунами. — Он обратился к Хулань: — Ты помнишь тот день? — Когда она не ответила, мужчина продолжил: — Знаете, мистер Старк, Хулань было всего десять лет, но она считалась самой смелой и красноречивой среди нас. Она назвала учителя Чжо свиной задницей и заявила, будто семья у него вовсе не красная. Дескать, он выходец из помещиков и всю жизнь как сыр в масле катался. А потом добавила, что ходить к нему на уроки — значит предать нашего великого председателя. Сильно сказано!
— А я помню, — вступил кто-то, — как мы ездили в коммуну. Это, кажется, было два года спустя?
— Как такое забудешь, — кивнул Никсон. — Это было в тысяча девятьсот семидесятом. Нас отправили на ферму «Красная земля». Мы-то думали, что название носит политический оттенок, но куда там. Земля там и правда была красной и сухой. Веками крестьяне пытались выжать из нее хоть какой-то урожай, и все безуспешно. И вот кучку городских детей отправили «учиться у крестьян».
Первая женщина покачала головой, предаваясь воспоминаниям:
— Нам тогда было всего по двенадцать. Каждый день мы проводили собрания. И Хулань всегда была на высоте, демонстрировала твердость. Она не проявляла ни капли снисхождения и не прощала даже самых незначительных проступков. Вы это помните? — спросила женщина остальных. Несколько человек кивнули.
— Нашу Хулань назвали в честь известной революционной героини[38], — пояснил Дэвиду Никсон Чэнь. — Но она никогда не говорила о той, другой Лю Хулань, зато вдохновлялась примером Лэй Фэна[39], более знаменитого героя. Заучивала все его лозунги и могла процитировать его высказывания к любой ситуации.
— Да-а, помните то время? Мы жили все вместе на ферме. На последнем собрании, когда разбирали поведение командира нашей ячейки, Лю Хулань встала и процитировала слова Лэй Фэна, а еще вот так держала руку. — Говорящий воздел руку, словно с пафосом произносил речь, и отчеканил: — «Уничтожайте индивидуализм, как холодный осенний ветер сметает опавшие листья». Это положило конец деятельности нашего вожака, вставшего на путь капитализма[40].
Все, кроме Хулань и Дэвида, засмеялись над этой историей. Никсон Чэнь вытер выступившие слезы и добавил:
— Мы также помним день, когда в нашей деревне появился мистер Цзай. Стоял тысяча девятьсот семьдесят второй год, и ваш президент Никсон приехал в Китай, но до фермы новости не доходили. Нам было по четырнадцать лет, и мы уже два года провели вдали от семьи. Мы усердно работали: поднимались до рассвета, весь день пахали на полях, а по ночам жарко спорили на собраниях — обгоревшие на солнце, грязные, уставшие, скучающие по дому дети. Однажды мы очищали поле от камней и вдруг заметили, что к нам приближается облако красной пыли. Наконец по грязи подъехала большая черная машина. Это был мистер Цзай. Мы знали, что он происходит из старинного рода. Цзай забрал Лю Хулань с собой. Сказал, что она будет учиться в Америке. И мы думали…
— Мы думали: как же Хулань, самая красная из нас, собралась в Америку? — подхватила женщина с собранными в узел на затылке полуседыми волосами. — Не забывайте, нам жутко хотелось домой, и мы решили, что у Лю Хулань самые полезные гуаньси из всех нас. Видно, у председателя родился отличный план на ее счет. Помните, господин Чэнь, мы ведь надеялись, что тоже поедем в Америку через несколько лет? — Женщина взяла зубочистку и, прикрыв рот одной рукой в традиционной китайской манере, принялась ковырять в зубах.
— Нет, мадам И, по-моему, мы собирались умереть на тех полях…
— Мадам И? — переспросил Дэвид.
Женщина засмеялась, вытащила зубочистку изо рта и отскребла остатки еды о край тарелки.
— Я уж думала, ты меня не узнаешь. Давно дело было.
Никсон Чэнь посмотрел на Дэвида с притворным удивлением:
— Неужели ты нас не помнишь? Ведь все мы были сотрудниками в «Филлипс, Маккензи и Стаут»!
Дэвид обвел взглядом лица и внезапно начал узнавать старых друзей, хотя часть присутствующих действительно была ему не знакома, поскольку они пришли в юридическую фирму после его ухода.
— В Пекине есть и другие наши коллеги, — сказал Никсон. — По субботам мы обедаем вместе. Иногда собирается десятка три юристов.
— Вы были вместе и в деревне, и в «Филлипс, Маккензи и Стаут»? — недоверчиво спросил Дэвид.
— Китай тесен, несмотря на миллионы жителей. А для привилегированных этот мир еще теснее, верно, Хулань?
Она не ответила.
— Мадам И, Сун Вэйхуэй, Хулань и я оказались на ферме вместе, — продолжил Никсон. — Остальные, как я говорил, либо были слишком маленькими, либо попали в другие провинции. Но ты не ошибся: мы все проходили стажировку в юридической фирме. Чоу Биньгань вернулся из Лос-Анджелеса только в прошлом году. Мы любим встречаться и поддерживать старые связи. Однако, — Никсон сморщился в притворном разочаровании, — мы никогда не видим нашу Лю Хулань.
— Я даже представить не мог… — начал Дэвид.
— …что робкие стажеры юридической конторы воспользуются шансом и добьются успеха?
— Да нет! Что вас так много!
— Оглядываясь назад, мы с большой любовью вспоминаем о «Филлипс и Маккензи». Каждый год начиная с тысяча девятьсот семьдесят третьего они принимают одного или двух студентов-юристов на летнюю стажировку или в качестве полноправных сотрудников. Когда ты начала, Хулань?
— Летом, после первого курса юридического факультета.
— В тысяча девятьсот восьмидесятом, — уточнил Дэвид.
— Да, это верно, потому что, когда я пришел три года спустя, Хулань уже работала на полную ставку в качестве юриста, — кивнул Никсон. — Она к тому моменту уже провела в Америке одиннадцать лет и абсолютно свободно говорила по-английски. Вообще без акцента. Она перестала быть прежней Лю Хулань, образцовой революционеркой. Я увидел новую Лю Хулань, почти американку! Она смотрела на нас как на иммигрантов, только что сошедших на берег. Впрочем, так оно и было. Мадам И приехала через год после меня. Помнишь, как она скучала по детям? Это было ужасно!
— Точно, у вас же дети, мадам И, — вспомнил Дэвид. — И как они поживают?
— У них свои семьи, работа. Я стала бабушкой. У меня родился внук!
— Говорю же вам, — сказал
