Лахайнский полдень - Алексей Анисимов
Асахи закрыл глаза. Перед ними сразу всплыл тот снимок. Пол, размытые пятна в пыли, кусок стены с телефоном. Флага не видно, видимо, намеренно оставили за кадром. Корпус телефона с выпуклым круглым диском выглядит массивным и напоминает котел огромного паровоза. Сверху сферическая чаша звонка, а сбоку трубка на длинном тяжелом проводе в металлической оплетке. На полу прямо под ним темное пятно. Изгиб провода терся о бетон годами…
– Я ничего не отвечал. Просто смотрел на фотографию. А потом вдруг сказал: «По звуку».
Куро поднял голову, когда услышал перевод. Я кивнул на снимок: внизу, под телефоном, место, где терся провод. Там было пятно, черная полоса, отполированная до блеска. Он мог скрипеть на сквозняке, а я услышать.
Следователи такого ответа не ожидали. Это сбило их. Куро сжал губы, переводчик молчал. И тут допрос пошел в другую сторону…
Асахи нервно передернул плечами, словно в комнате похолодало. Перед глазами всплыло лицо Куроямы. Он как-то по-особенному взглянул тогда на своего помощника. А тот побледнел, видимо, почувствовал, что будет дальше, и затараторил: «Это неправильный история! Я рассказать, как происходить на самом деле!» Из-за эмоций акцент усилился: «Вы разбивать свой фонарь не случайно. Как там ты сказать: упал с ржавый железка. Это нарочно! А до этого – ты успеть фотографировать, что приказать твой командир!»
Прошло столько лет, а Асахи будто вновь услышал этот голос. Он покачал головой и продолжил:
– С их слов, моей задачей была провокация: вовлечь Японию в международный скандал. Они требовали показать, где спрятал фотоаппарат и пленку. А еще дать показания, что я сам нарисовал на стене тот флаг. Чтобы навредить имиджу Японии…
– Ничего себе! Вот это поворот. Хотели из вас сделать козла отпущения?! – возмутился Семён. – Ну, обвинили в шпионаже – даже логично. Но нарисовать флаг?! Они же знали, что вы этого не делали!
Асахи подался вперед. В какой-то момент он уже почти сидел. Плечи напряжены. Пальцы сжаты в кулаки. Он не произнес ни слова. Затем выдохнул – напряжение отпустило.
– Конечно, они знали… – холодным голосом произнес он. – Куро что-то сказал помощнику. Тот кивнул и достал футляр, плоский, как чемодан. Открыл его. Я сразу узнал полевой телефон. Похож на наш, советский. Та же трубка, те же клеммы. Ручка сбоку. Только японский.
Куро спросил, знаю ли я, что это. Я кивнул. Он будто обрадовался. Сказал: «Отлично. Вы же военный. Начнем тогда сразу с легкой разминки».
Я не понял. Подумал, какой-то следственный эксперимент. Может, хотят сымитировать мой звонок с базы?
Куро обошел сзади и вдруг накинул на меня ремень. Плотно затянул. Грудь теперь прижата к спинке стула. Потом он достал веревку, просунул через рот и затянул сзади. А помощник наматывал провода мне на пальцы. Концы зачищенные. Намотал. Куро вставил концы в клеммы. Всё это спокойно, не спеша. Он встал, посмотрел на меня сверху и крутанул ручку. Боль пришла сразу. Как иглы. Сначала – в пальцы. Потом – в кость. Вглубь. Я зажмурился. Слезы брызнули из глаз. Замычал. Куро крутанул ручку еще раз. В глазах потемнело. В голове загудело. Я ничего не говорил. Куро подождал. Потом снова шелест ручки и боль, как вспышка, даже думать невозможно. Слезы льются сами. Из носа пошла кровь.
Тут он заговорил: «Рассказывай нам правильную историю!» Я качал головой. Веревка во рту – не скажешь ничего. Он и не ждал слов, ему нужно было согласие: кивок.
Сколько раз это повторилось, не помню. Под конец Куро сдернул провода с пальцев и согнул концы. Они стали как крючки. Он накинул их мне на уши. Помощник смотрел с ужасом и шепнул: «Это через мозг. Боль сильная. Каждый нерв почувствует». А я просто закрыл глаза. Ничего не делал. Не шевелился. Это было уже за пределом возможного.
Вдруг стук в дверь. Резкий, громкий. Помощник вздрогнул. Куро чуть двинул головой. Помощник бросился к замку, провернул ключ. Кто-то за дверью начал говорить, быстро, шепотом. Смысла я не понял, языка тогда не знал. Помощник вернулся и что-то пояснил Куро. Тот задумался, потом что-то коротко рявкнул. Помощник быстро закрыл чемодан, стал снимать провода. Резко, без слов.
Меня отстегнули, быстро, как будто специально тренировались. На выходе ждал полицейский. Он повел меня обратно в камеру. В ушах звенело. Ни рук, ни ног я не чувствовал. Только жар в голове, будто электричество всё еще там. Я не думал – не мог. Просто дошел до койки. Лег, закрыл глаза. Всё.
Голос Асахи затих. Он словно прислушивался сейчас к чему-то внутри себя.
– Вот мерзкие типы! Особенно этот… Куро! – прошипела в темноте Светлана. В слабом луче уличного фонаря глаза ее сверкнули гневом.
– Никогда не уважал сексотов! Этих «секретных сотрудников», – с презрением добавил Семён. – Кстати, слышал, что подобные аппараты использовали для пыток. Особенно когда надо было скрыть следы. Вот никогда бы не подумал, что в Японии может быть такой беспредел! Куро этот, небось, сотрудник секретной службы?
– Да, – подтвердил Асахи, – тайная полиция.
– Почему вас отпустили с того… допроса? – спросила Света, нахмурившись.
– А! Это Рита-сан, – Асахи довольно усмехнулся. – Она начала беспокоиться сразу. Как только ее перестали пускать, поняла, что-то не так. Писала, звонила, приходила – бесполезно. Ей говорили: «не положено», «особый режим», «идет проверка». Но она не сдавалась.
Нашла журналиста, который пробрался в тоннель. Вместе они и пришли в участок. Требовали показать меня, но им снова отказали. Тогда журналист пообещал: не получит доступ – на следующий день выходит статья. С обвинениями: «Негуманное обращение с иностранным моряком». Он не блефовал – утром в газете было всё. И даже больше.
В статье, кстати, написали, что дома, в СССР, меня объявили предателем. И если вернусь, меня ждет трибунал. Я впервые тогда об этом узнал. Информация оказалась точной. Не знаю, откуда он ее взял, но это сработало. Власти занервничали. Отношение ко мне изменилось сразу. Сначала мелочи: еда, свет, чистое белье. В кабинетах сразу другой тон. Я стал как будто неприкосновенным.
– А Куро? – с сомнением спросил Семён.
– Он появился тогда еще раз. Меня привели в кабинет, помощник сидел, а Куро стоял спиной и разглядывал карту Японии. Во всех кабинетах висела такая на стене. Куро не поздоровался, не обернулся, когда меня завели. Подождал, пока закроется дверь
