Два месяца в лесах - Джозеф Ноульс
Спускаясь к ручью рано утром, я отлично помнил, что этот день воскресенье; я думал о том, как мало храмов было бы нужно людям, если бы они понимали природу. В сущности природа и есть подлинная религия.
Я приник к ручью долгим глотком и, лёжа у воды, увидел на зеркальной поверхности своё собственное отражение. Предо мной был дикого вида голый человек с всклокоченными волосами на голове и длинной спутанной бородой. Даже мать, пожалуй, не узнала бы меня, явись я к ней в таком виде.
Всё вокруг было тихо. Изредка только крик птицы нарушал тишину. Накануне у меня было слегка подавленное настроение, но отдых освежил меня.
Затем я с головы до ног умылся. Вода была восхитительно холодна. Я чувствовал себя в силах вырвать с корнем дерево. Я стал сильнее с тех пор, как пришёл в леса. Судить о своём здоровье я мог исключительно по самочувствию. Когда человек отлично чувствует себя, он вполне здоров.
Я вернулся к шалашу, расшевелил костёр, и сел поразмыслить кое о чём. Я не был голоден, и потому не спешил приняться за завтрак, хотя у меня был большой запас копчёной форели и сушёных ягод.
Определённого времени для еды у меня не было. Ел я, когда был голоден.
По освещению я мог заключить, что день был облачный. Неба я не мог видеть, — так густа была листва! Вероятно, было около шести часов утра.
За день перед тем я поранил свою ступню об острый сук упавшего дерева. У меня ещё оставался некоторый запас ремней из кедровой коры, и я решил сделать себе мокасины. Я сплёл их из грубой коры; плетя мокасины, я много раз примерял их на ногу. Ручаюсь, что моя примитивная обувь была мне гораздо более в пору, чем те ботинки с высокими каблуками и заострёнными носками, в которых щеголяют тысячи городских женщин и которые доставляют мучение своим обладательницам.
Завязывались мои башмаки шнурками из тонких полосок коры. Моя новая обувь показалась мне сначала неуклюжей, но я скоро освоился в ней. Ноги она защищала вполне. Я сделал несколько пар таких башмаков.
В то время, как я работал над мокасинами, я услышал шорох в кустах, внизу. Я посмотрел сквозь ветви и увидел самку красного оленя, спускавшуюся к водопою. Моё движение не ускользнуло от её внимания. Она вскинула голову и увидела меня.
С минуту я наблюдал её, а затем снова принялся за работу, делая вид, что не интересуюсь ею. Через некоторое время я снова поднял голову. Олениха всё ещё смотрела на меня, застыв на месте.
И вот — я увидел нечто весьма интересное. В отдалении, на открытой поляне стоял её детёныш; маленький совершенно белый олень, неподвижно застывший на месте, как и его мать, был чрезвычайно красив: он казался высеченным из белого мрамора.
Я снова склонился над работой, но увидел, что взрослое животное медленно двинулось к ручью. Маленький олень не двигался с места.
На этот раз мать не обратила на меня ни малейшего внимания. Она была уверена, что я не трону её. Но её детёныш, очевидно, сомневался в этом.
— Как вы себя чувствуете сегодня, старушка? — Крикнул я оленихе вслед. В ответ самка вскинула голову. Маленький белый олень закружился на одном месте, а затем отбежал на несколько шагов назад к чаще. Увидев однако, что матери его ничего не угрожает, он снова застыл, как статуя.
— Что, испугался меня? Испугался, голубчик? — снова заговорил я. После этого я наклонился над своей работой и притворился чрезвычайно занятым. Тогда только мать начала пить. Затем она, не спеша, вернулась к своему детёнышу, и они оба скрылись в чаще.
На следующее утро эта пара снова появилась у ручья почти в то же самое время. Как и накануне, олениха внимательно наблюдала меня, устремив одно ухо вперёд, а другое откинув назад. Детёныш держался на этот раз ближе к матери.
С тех пор они стали моими постоянными гостями. Дело дошло до того, что я мог свободно разгуливать подле них и беседовать с ними в то время, когда они пили воду или щипали траву на дне ручья.
Это было чрезвычайно приятное общество. Какое очаровательное существо был этот маленький белый олень!
В высшей степени замечательна регулярность, с какой животные посещают определённые места.
Порода оленей, которой принадлежали мои приятели, была ярким пятном на фоне зелёного леса. Красивый красный цвет — несчастье этих оленей: он останавливает на себе внимание каждого хищника в лесу и прельщает охотника.
В последующие дни у меня были интересные встречи и беседы с моими лесными друзьями. Даже юный олень и тот успел привыкнуть ко мне.
Я мог бы много рассказать об этих животных, но теперь лучше рассказать, как мне удалось внести приятное разнообразие в мою диету.
В понедельник шёл дождь. Переставал и начинал лить вновь. Но во вторник погода прояснилась и стало холоднее.
В это утро я вышел из шалаша.
Я шёл по тропе, проложенной животными. Иногда для сокращения пути я пересекал чащу или труднопроходимые заросли и возвращался на свою тропинку, угадывая её продолжение. Я никогда не ходил по ней прежде. Но, по общему виду положения местности, я всегда угадывал, куда сворачивает тропа.
Всё вокруг было влажно от дождя. Лес был густой и тёмный.
Поворот тропинки привёл меня к новому ручью. Мне удалось бросить беглый взгляд на лисицу, которая юркнула в кусты по другую сторону ручья. Я издал лёгкий писк в надежде вернуть её, но она была уже слишком далеко. Я дошёл до ручья и сел на ствол упавшего дерева.
Сорвав свежую шишку, я стал жевать её. Я часто ел шишки и кору во время моего пребывания в лесах; и я уверен, что, только благодаря этому, мне удавалось долго обходиться без более существенной пищи. Без сомнения, в шишках и коре много питательного. Я ел кору ольхи, клёна, берёзы, кедра и горного ясеня.
Я ел также наиболее нежные и съедобные корни.
Сидя на упавшем дереве, я неожиданно был встревожен новым шорохом среди листвы. Это была куропатка. Я знал, что поймать эту птицу нетрудно. «Сосновая» куропатка — одна из самых ручных птиц в лесу. Она так глупа, что позволит наступить на себя прежде, чем вздумает улететь.
Всё же возможность поймать эту птицу руками казалась мне очень сомнительной. Я придумал другой способ поймать её.
Я прикрепил к палке ремешок кедровой коры с петлёй на конце. Осторожно подойдя
