Звери в природе - Владимир Моисеевич Смирин
Белек играет
Кричит…
Спящий белек
При моем приближении некоторые самки поспешно убегали, косясь на меня. Другие же угрожающе вытягивали шеи, заводя свои трели. К одной такой самке я подошел вплотную и стал ее рисовать. Это была средневозрастная утельга с еще не полностью сформированной окраской крылана. Я сидел около нее спокойно, и она тоже скоро успокоилась и перестала обращать на меня внимание. Она то засыпала, то кормила своего детеныша. Детеныш, наевшись, засыпал, а проснувшись, начинал играть. Детенышей, играющих друг с другом, я здесь не видел. Игра заключалась в порывистых движениях и переворотах на льду. Когда самка переходила на другое место, детеныш следовал за ней. Приближавшихся чужих детенышей утельга отгоняла так же, как и других самок. С разных сторон слышались крики детенышей — протяжное и жалобное «ма-а-а-а». Один белек свалился в разводье и долго не мог выбраться на лед.
Лежащая утельга-крылан
Когда я отправлялся на лед, мне было велено возвращаться не последним рейсом со всей бригадой, а предпоследним. Внезапно вблизи появился вертолет, и радист махнул мне рукой. Я только что по-настоящему вошел в азарт работы, но надо было подчиняться. Я побежал к вертолету, который стоял на льду, работая винтом на полных оборотах. Вертолеты на лед по-настоящему не садятся, они держатся на работающем винте, лишь касаясь льда колесами. Ведь иначе, если лед даст трещину под тяжестью машины, она не успеет раскрутить свой винт. Не имея опыта, я быстро побежал к машине, забыв, что вблизи ее корпуса — сильнейший воздушный поток. С меня слетела шапка, и рисунки мои разлетелись по льду. Наскоро собрав их и прижав к себе, я подбежал к вертолету. У самого корпуса машины воздух был абсолютно спокоен. Летчики приветливо спросили меня, как мои дела. Привыкнув иметь дело с фотографами, они думали, что времени у меня было достаточно, и я рвусь назад. Я им сказал, что все хорошо, но мало. Они очень удивились: «Хотите остаться? Оставайтесь, заберем последний рейсом!» И я остался еще на час. На обратном пути командир вертолета пообещал взять меня на лед и на следующий день.
Замечательно красива залежка с воздуха. Освещенная солнцем поверхность ледяных полей в его косых лучах выглядит чуть голубоватой. Ее в разных направлениях пересекает причудливый белый узор следов тюленей, а в конце каждого следа видно темное тело зверя. Бельки с воздуха почти незаметны. Между ледяными полями виднеются забитые мелким льдом темные разводья. Когда находишься на льду, близость промысла чувствуется меньше, чем в деревне, и хотя видишь и людей и вертолеты, но ощущаешь себя не в этом мире, а среди зверей, с которыми живешь эти часы одной жизнью.
Мать защищает белька
Жизнь — сложная вещь. Люди, связанные с промыслом, озабочены и охраной зверя. Гораздо опаснее, чем промысел, стали для тюленей рейсы ледоколов, которые с переходом к круглогодичной навигации проходили подчас через залежки размножающихся тюленей. Не все капитаны судов достаточно осторожно относились к этому и иногда шли прямо через ледовые поля, где с бельками лежали тюлени.
Взаимная угроза
С тех пор как я побывал на промысле тюленей, мне неприятно видеть нерпичьи шапки. Меня поражает примитивность этих изделий по сравнению с тем, как выглядит этот мех на живых зверях. Конечно, это можно сказать о любом мехе. Но изделия из меха тюленей отличает какая-то особая примитивная декоративность. Поморы, добывая серку лишь потому, что за нее платят, не понимают смысла этого меха. Шкура белька — это настоящий мех, главное качество которого в том, что он густой и теплый.
Вторая моя поездка на лежбище тюленей была уже не на север, а на юг, на Каспий. Было это в феврале 1984 года.
Остров Огурчинский
В южной части Каспийского моря, немного южнее Красноводского полуострова, расположен остров Огурчинский. Это узкая полоса суши, протянувшаяся на сорок километров с севера на юг. Этот остров интересен гнездовьями чаек, там обитают одичавшие ослы, а недавно создан питомник джейранов. На южной оконечности острова находится лежбище каспийских тюленей, где они держатся круглый год. Подавляющее большинство тюленей на Каспии в сезон размножения, в феврале, идет в северную замерзающую часть моря, и самки приносят детенышей на льдах. В районе Красноводска море не замерзает. Лишь в отдельные зимы образуется ледяной припай у берегов, а у Огурчинского нет и этого: частые штормы разрушают слабый лед.
На Огурчинском небольшое количество самок каспийского тюленя приносят детенышей на лежбище. Начало февраля, когда мы поехали на остров, — срок рождения детенышей. В годы, предшествующие нашей поездке, уровень Каспия несколько поднялся, и южная часть острова вместе с лежбищем оказалась отделенной от основного острова проливом. Поэтому нам не удалось увидеть здесь ни одичавших ослов, ни джейранов. Южная оконечность острова, отделенная проливом, имела в длину шесть километров. Большая часть ее занята песками, закрепленными кустами селитрянки и астрагала. Самая южная часть острова представляла песчаную косу протяженностью в полтора километра, на оконечности которой лежали тюлени. Лежбище еще одним проливом было разрезано на две части. Таким образом, часть лежбища оказалась для нас недоступной.
Песчаная коса на южной оконечности острова
Попасть на остров в ту зиму оказалось нелегко. В начале февраля были стойкие морозы, и у берегов Красноводского полуострова была широкая полоса ледяного припая. Ветер гнал по морю частую волну. Нас было двое (Т. Ю. Лисицына и я), нам надо было взять с собой не только двухнедельный запас продуктов, но и пресную воду на первое время. Три дня пришлось ждать погоды на мысе Хелéс. Не могу не вспомнить с благодарностью егеря А. Г. Корнилова, который на основательно нагруженной дюралюминиевой лодке с двумя старыми моторами доставил нас на остров и обратно. Путь от Хелеса до места нашей стоянки на острове составлял более 80 километров. Половину этого
