Два месяца в лесах - Джозеф Ноульс

Задняя дверь нашего дома открывалась прямо в лес, так что, сделав два, три шага, я уже был в лесу. Однажды, играя в лесу, я подумал, что я уже большой, — мне было тогда 10 лет — и могу стать охотником. Я вошёл в дом и взял наше старое фамильное ружьё. Оно было значительно длиннее меня самого, но я кое-как тащил его за собой в лес. Снег был глубиной футов в восемь. У меня на ногах были ночные туфли отца, которые, как лыжи, держали меня на поверхности снега. Ещё дом не исчез у меня из виду, как меня остановил шум, раздавшийся с верхушки дерева. Я поднял голову и увидел что-то тёмное, двигавшееся среди ветвей.
Моей первой мыслью — как сейчас помню — было бежать. Но я собрал всё своё мужество, с большим трудом поднял ружьё к плечу и выстрелил. Животное не ответило ни единым звуком, но через мгновение волосы дыбом встали у меня на голове; оно, медленно пятясь, ползло вниз по стволу дерева.
Я завыл, кинул ружьё, запутался в своих огромных туфлях и полетел лицом в снег. Но я тут же вскочил и понёсся к дому, оставив туфли на снегу.
Добежав до дому, я снова растянулся на земле и заревел, мать и отец выбежали из дверей — кто стрелял? кого там убили?
— Медведь гонится за мной! — завопил я.
Мой отец сбежал, хромая, по ступенькам и, сильно тряхнув меня, закричал:
— Чего ты там врёшь? Все медведи теперь лежат у себя в берлогах!
Мать успокоила его и поставила меня на ноги.
— Ну, рассказывай, что случилось? — сказала она. Когда я выпалил свой рассказ до того места, как животное стало сползать вниз по стволу, мать поспешила уверить меня, что это был не медведь, а ёж!
Оба они знали, что ёж в самом деле очень похож на маленького медвежонка, съёжившегося во сне, и потому не донимали меня больше этой историей.
Я громко рассмеялся в своём лесном одиночестве в упомянутый день 13-го Августа, впомнив это моё детское приключение. Но моя серьёзность вернулась ко мне, как только я вспомнил другое событие моего детства: моё бегство из дому.
Убежал я с целью поступить на морскую службу. Было мне тогда всего только 13 лет.
В долгие зимние вечера мой отец, много видевший на своём веку, рассказывал мне увлекательные истории о море и многомачтовых кораблях, пересекающих океаны. Эти рассказы сильно волновали меня. Целых шесть месяцев я обдумывал план своего бегства. Однажды ночью, после того, как отец здорово выбранил меня за моё нежелание работать в поле вместе с другими мальчиками, я тихонько покинул дом и ушёл в ночной мрак. Пешком дотащился я до Портленда. Это отняло у меня два дня.
Первое, что я увидел, придя в большой город, было судно, готовое сняться с якоря в одной из верфей.
Я обошёл многие верфи в поисках работы, но мой маленький рост был мне всюду помехой, и я уходил ни с чем. Я был обескуражен и сильно тосковал по дому, в этот первый вечер в большом городе. Я ничего не ел с тех пор, как ушёл из дому и мне негде было спать.
Я оставил доки и пошёл по рельсам в поисках ночлега. На этот раз мне повезло: я скоро набрёл на старый амбар в поле по близости от железнодорожного полотна. Я забрался в него, бросился на кучи сена и тотчас же заснул.
Когда я проснулся, солнце светило в дверь амбара. Поглядев в даль, в направлении Портленда, я различил мачты вдоль линии побережья. Поглядел я и вверх по рельсам — в сторону, где находился наш Вилтон. Я был голоден и скучал по дому, но тем не менее море не утратило для меня своего обаяния.
Я вновь поплёлся к верфям. В течение всего дня я встречался лишь с разочарованиями и неудачами. Ни один из капитанов не хотел принять меня на службу.
Это был третий день после моего ухода из дому, а я всё ещё ничего не ел. Ночевать я отправился в тот же амбар, но прежде, чем заснул, принял неуклонное решение с рассветом вернуться домой.
Когда наступило утро, я пошёл по дороге к Вилтону. Голод уже не так сильно мучил меня. Мне вспомнилось, что я где-то слышал, будто человек может прожить без еды девять дней. Со дня моего ухода из дому прошло три дня. Для того, чтобы добраться до Вилтона, мне потребуется ещё два дня. Таким образом, до голодной смерти в моём распоряжении остаётся ещё четыре дня.
В этот день я недолго шёл дорогой к дому. В одной из верфей я заметил стоявшую на якоре двухмачтовую шхуну, которой ещё накануне там не было.
— Дай-ка я попытаю счастье на ней — подумал я, — а если не удастся, пойду прямо домой.
Дойдя до места стоянки мелких судов, я увидел судовую команду, разгружавшую кладь. На бочёнке солёной макрели сидел человек с седыми баками.
— Это он и есть, — решил я.
— Прекрасный день, сэр. Неправда-ли? — приветствовал я его, подойдя ближе.
— Ну, так что ж? — был короткий ответ.
Такая неожиданная реплика не остановила меня. На карту у меня было поставлено слишком много.
— О, ничего особенного!.. Мне просто надо вам что-то сказать.
— Что же вам надо мне сказать? — спросил он, в упор глядя на меня.
— Я хочу просить у вас работы! — выпалил я.
— Ну? — буркнул капитан — на самом деле это был он. — Что же вы умеете делать?
— Я умею править рулём! — ответил я.
В эту минуту я действительно полагал, что умею править рулём.
— Были вы когда-нибудь на море?
— Нет, сэр.
— Вот как? Почему же вы думаете, что умеете править рулём? — спросил он.
Как раз в ту минуту, когда моя мысль безнадёжно блуждала по сторонам в поисках сколько-нибудь удовлетворительного ответа, из каюты вышел повар с ведром в руке и попросил капитана послать кого-нибудь за свежей водой к водокачке в конце верфи.
Я стоял рядом с капитаном, и он послал меня за водой, пообещав взять меня с собой в ближайший рейс.
Наконец-то меня берут в море! Я становлюсь настоящим моряком. А главное — мне дадут чего-нибудь поесть!
На этой шхуне я проделал несколько береговых рейсов.
Однажды шквалом сорвало кливер с бушприта. Помощник капитана обругал меня «сухопутным лентяем» и другими отборными, совершенно непечатными ругательствами, в результате чего я покинул судно.