Финал в Турине - Алексей Вячеславович Зубков
Фредерик отскочил назад.
— Стоп-стоп-стоп, господа, — закричал Петруччи и бросился между бойцами, — Вы что, в доспехах? Мы так не договаривались!
— Да ладно, я же не в латах, — ответил Фредерик, — Одна перчатка не может считаться доспехом. И я не взял кинжал, а твой друг взял. Перчатка стоит кинжала.
— А под накидкой у Вас что? Я же слышал, кинжал попал как в железо.
— Кольчуга, — Фредерик поднял подол накидки, — Не латы же. И ноги без защиты, и шлема нет, и правая рука даже без перчатки.
— Мы не оговаривали доспехи, — сказал Бонакорси.
— Потому что я не думал, что он в кольчуге, — ответил Петруччи.
Пичокки тем временем поднялся на ноги.
— Признай свое поражение! — заявил Фредерик, — Я не желаю проливать лишнюю кровь!
— Да хрен тебе! — выкрикнул Пичокки, закашлялся и прикрыл рот рукавом.
Посмотрел на испачканный в крови локтевой сгиб и нехотя произнес:
— Признаю. Есть здесь доктор?
— Конечно, есть! — радостно провозгласил Бонакорси, подбежал к стоявшему среди немногочисленных зрителей Мальваузену и обнял его за плечи, — Лучший в окрестностях дипломированный врач!
— Тони, ты что творишь? — прошипел Мальваузен.
— Втираюсь в доверие, — шепотом ответил Бонакорси, — Кто-то из них связан с де Круа. Или мальчишка. Помнишь, свидетели говорили, что с де Круа едет оруженосец? Или генуэзцы. От меня телегу золота увел именно что генуэзский браво. Снова поделимся. Мне парень, тебе эти.
— Этих нам сам губернатор навязал, — недовольно ответил Мальваузен.
— Но они же не люди губернатора. Никаким генуэзцам нам сейчас нельзя доверять.
— Мог бы предупредить, но ладно, давай так.
Мальваузен ранее не встречал ни этого оруженосца, ни этих генуэзских браво. Подозрения Тони показались ему оправданными.
Тем временем, Фредерик тихо сказал Симону:
— Отвлеки их, а я сбегу.
— Как?
— Показательной операцией. Я ему, кажется, что-то важное проткнул.
— Тут уже есть врач.
— А ты с ним поспорь. Может, у него каких-то важных лекарств нет. Разберешься.
Раненого Пичокки уже тащили в аббатство.
— Полагаю, вам понадобится помощь, — сказал Симон Мальваузену, — Очень интересный случай.
— Вы тоже врач? — удивился тот.
— Имею некоторое представление.
Фредерик, воспользовавшись тем, что всем стало не до него, сбежал. Незаметно покинул толпу, выбрался на конюшню, быстро оседлал коня и был таков.
Вместе с ним выбрался и Бонакорси.
— Тони, ты-то куда торопишься? — спросил Фредерик.
— Я как бы слежу за Вами, мессир, — улыбнулся Тони.
До Сакра-ди-Сан-Мигеле оставалось часа полтора или два в нормальном темпе. До заката — меньше часа. Но лошади достаточно отдохнули, чтобы выдержать часовую гонку до ночлега. Всадники дали шпор и в сумерках уже въезжали в деревню Сан-Пьетро, расположенную ниже Сакра-ди-Сан-Мигеле.
— Постоялый двор, — сказал Бонакорси, — Заглянем?
— Зачем? Поспешим в обитель, — не согласился Фредерик.
— Вдруг кто-то из наших здесь?
— Ну, давай. Только быстро.
Тони оказался прав. Монахи во избежание греха впускали на ночлег только духовных лиц. Светские же богомольцы и путешественники, коим угодно было посетить намоленную обитель и обратиться с благодарственной или просительной молитвой к святому Михаилу, ночевали на постоялом дворе в Сан-Пьетро.
За столиком у камина сидели Фуггер, Дино, Устин и Книжник.
Устин с Дино только в час пополудни добрались до Санта-Мария-ди-Карпиче. Следователь-доминиканец от инквизиции как раз недавно уехал. Но показания Устина инквизитора и не заинтересовали бы. Русский рыцарь приехал в аббатство задолго до алхимика и никак с ним не пересекался. Всей пользы, что Устин подтвердил отцу Августину, что алхимик действительно Иеремия Вавилонский из Генуи, а не какой-то самозванец. Впрочем, и викарий придерживался того же мнения, и отец Августин сам признавал, что алхимик сделал что положено алхимику, и хорошо украсил мистерию.
Устин забрал Книжника и уехал «домой». Аббат подумал, что Устин возвращается в Ревильяско к Сансеверино. Устин же, не желая врать священникам, сказал «домой» с тем неочевидным подтекстом, что он убывает на Родину.
Книжник, как старый госпитальер, не чувствовал себя своим среди бенедиктинцев, да и остаться жить в аббатстве ему не предлагали. Он просто ждал Устина, чтобы уехать вместе с ним. Удивился, когда узнал про новый путь домой через земли императора, но не огорчился. Идея написать книгу про Московию Книжника не покинула, а к французскому высшему обществу он, стремясь к праведности, не тяготел. По пути до Гамбурга, не отвлекаясь на светские вечеринки, можно написать полный черновик, а потом показать наброски какому-нибудь охочему до знаний епископу или курфюрсту и еще года два-три доводить книгу до удобочитаемого вида.
До заката как раз успели, потому что поехали прямой дорогой из аббатства сразу в Сакра-ди-Сан-Мигеле. Дорог в окрестностях не то, чтобы много, и Книжник запомнил, что отец Жерар с братией прибыл прямым путем, а не через Турин.
— Мессир Фредерик, — привстал навстречу Дино, — Я смотрю, с Вами все в порядке.
— Благодарю, — удивленно ответил Фредерик, — А что со мной может быть не в порядке?
— Сеньор Кокки опасался, как бы Вы не нанесли Турину слишком много побочного ущерба в процессе вызволения некоей дамы.
— Даму-то спасли? — спросил Фуггер.
— Спасли даму и сразу домой. Между прочим, пожары начались еще когда мы шли в ту сторону.
— И вы ничего нового не подожгли?
— Ничего заслуживающего внимания. Господа, я сразу вас огорчу. За нами погоня. Кажется, пока без солдат. Но со всеми полномочиями, заверенными печатями герцога Савойского и декурионов Турина. И еще дознаватель от инквизиции. Утром надо сразу на рассвете вставать и гнать в Шамбери что есть духу. Или обратно, в сторону Турина, если вы не уверены, что уйдете через Шамбери.
— Сеньор Кокки не с вами? — спросил Бонакорси.
— Нет, — ответил Фуггер, — Его семья переехала за стены обители, поэтому Антонио решил провести ночь с женой. Я так понимаю, дальше он с нами не поедет.
— Я тогда схожу в аббатство, поколочу в двери. Надо, чтобы дядя Максимилиан и тетя Шарлотта уже на рассвете были готовы выехать, — сказал Фредерик.
— Тогда надо поспешить, — сказал Книжник, — Скоро вечерня. Монахи на ночь глядя могут и не пустить, ибо Устав. Но могут и пустить, ибо Устав силен не только буквой, но и
