Золотые погоны империи - Валерий Геннадьевич Климов
Но, честно говоря, во многом, «пенять» нам приходилось на самих себя. Ещё в декабре прошедшего года в обеих Особых бригадах отмечались случаи отсутствия противогазов у многих русских солдат даже при проводимых руководством торжественных смотрах, а уж об их исправности или неисправности говорить, и вовсе, не приходилось.
Словом, всё происходило по старой русской поговорке: «пока жареный петух не клюнет…».
Прошло ещё несколько дней и, вот, в одно ничем не примечательное утро к нам в роту, а, точнее, ко мне, прибыл вестовой от генерал-майора Лохвицкого с приказом о немедленном прибытии к нему в штаб бригады.
Оставив за себя старшим по роте одного из наиболее толковых и ответственных взводных командиров (я его оставлял и в своё прошлое двухнедельное отсутствие) и поставив об этом в известность своего батальонного командира подполковника Готуа, я без замедления отправился к Лохвицкому.
Как мной и ожидалось, вызов оказался связанным с недавней газовой атакой на 3-ю бригаду. Генерал прямо «с порога» заявил мне о том, что по просьбе генерал-майора Марушевского, командира 3-й Особой пехотной бригады, с которым он, как-то, поделился о раскрытом мной «Деле о перестрелке», направляет меня к нему для изучения и, если будет необходимо, расследования обстоятельств трагедии, произошедшей с одним из батальонов 6-го полка во время газовой атаки немцев тридцать первого января.
На «всё про всё» он отвёл мне всего лишь одну неделю. А ещё через десять минут, даже не успев, толком, переговорить с Региным и Дюжевым, находившимися в его приёмной, я уже ехал в предоставленном мне (по приказу Лохвицкого) автомобиле к линии фронта.
Вопреки моим опасениям, расследование причин отсутствия в пострадавшем батальоне исправных противогазов много времени не заняло. Они были на поверхности, и главной из них – была неповоротливость французских тыловых служб.
О ситуации с неисправными противогазами в этом подразделении знали с момента их привоза в батальон; причём, знали все – от командиров рот этого батальона до командира 6-го полка полковника Симонова и самого командира бригады генерал-майора Марушевского, включительно.
Запросы в интендантскую службу французской армии на срочную замену бракованной партии противогазов, поставленных в один из батальонов 6-го полка, высылались своевременно и неоднократно. Задержка же с их исполнением была связана лишь с «техническими» моментами во взаимодействии французской интендантской службы и поставщиками противогазов, и ни с чем больше.
Гораздо сильнее меня интересовало то, как узнали об этом немцы, использовавшие этот «пробел» русской обороны в свою пользу на все сто процентов.
И, здесь, меня ждало весьма интересное открытие.
Оказывается, накануне газовой атаки, а, точнее, за три дня до её начала, 3-ю бригаду посетил ни кто иной, как… старший адъютант штаба нашей 1-й бригады капитан Регин Михаил Петрович, собственной персоной, а водителем его автомобиля был небезызвестный мне… ефрейтор Силантий Шлыков из отряда связи и военно-хозяйственной службы – «мордастый здоровяк», как его ранее окрестил мой приятель Рохлинский.
При этом, капитан Регин активно интересовался у штабных адъютантов и офицера, ответственного в 3-й бригаде за проведение мероприятий по обеспечению готовности личного состава к отражению газовых атак противника, про проблемы со снабжением их бригады противогазами, и, естественно, офицеры поделились с ним «обидой» на французских интендантов, затянувших решение вопроса о замене неисправных противогазов на исправные в одном из батальонов 6-го полка…
Мне даже стало известно, что Регин со Шлыковым, выехав после своих расспросов из штаба 3-й бригады, затем зачем-то заезжали в её 6-й полк, где побывали, в том числе, и на его наблюдательном пункте.
Конечно, всё это прикрывалось вполне правдоподобными объяснениями и просьбами со стороны капитана Регина, которого во всех штабах нашего корпуса давно уже воспринимали в качестве доверенного лица генерала Лохвицкого, в связи с чем, не считали нужным от него что-то скрывать.
Собрав всю необходимую мне информацию в 3-й Особой пехотной бригаде, я вместе со своим водителем немедленно выехал на нашем автомобиле в Париж. Там мне не терпелось встретиться с Савельевым, на которого я очень рассчитывал в плане получения дополнительных сведений о Регине, по которому (как и по другим адъютантам нашей бригады) я, через него, делал запрос в военную контрразведку Русской армии в России, в мой последний приезд во французскую столицу.
Мне повезло, и я застал Алексея Семёновича дома. Не пришлось ждать несколько часов его возвращения с работы. И, здесь, меня ожидало интересное открытие.
По полученным от Батюшина из России сведениям выходило, что Регин Михаил Петрович – он же, Регин Михаель Петерович – родом из семьи обрусевших датских военных. Его отец – Петер Регин – тоже, в молодости, состоял на военной службе в Русской армии и дружил с небезызвестным подполковником Гриммом, который, впоследствии, в одна тысяча девятьсот втором году был разоблачён Батюшиным, как германский агент.
Соучастие самого Петера Регина в государственной измене его друга доказать, тогда, не удалось, но, из-за скандала, связанного с этим делом, из армии ему, всё же, пришлось уйти.
Сам же Гримм был осужден, лишён воинского чина и дворянского достоинства, прочих чинов и наград, и сослан на каторжные работы в Сибирь на двенадцать лет. О дальнейшей его судьбе ничего не известно.
Не менее интересными оказались и сведения о том, что во время пребывания Регина Михаеля Петеровича на Восточном (Российско-Германском) фронте денщиком у него служил никто иной, как… Силантий Шлыков, меткий стрелок и кулачный боец, верой и правдой служивший Региным с ранней молодости и живший в их доме на правах «семейного телохранителя». Выучив его на водителя, Регин, впоследствии, способствовал зачислению Шлыкова в Русский Экспедиционный Корпус, правда, не афишируя, при этом, своего близкого с ним знакомства.
Сказать, что я был шокирован этой информацией, значит, сказать неправду. Собственно говоря, я и ожидал услышать от Савельева что-то в этом духе. Просто, я был поражён – насколько чётко «наложились» эти сведения на мои недавно сформировавшиеся подозрения.
У меня, как будто заново, открылись глаза на все поступки и слова Регина и Шлыкова.
Я вспомнил, как внимательно посмотрел на меня старший адъютант, когда я, по прибытии в ещё только формирующийся корпус, предъявил ему своё направление в 1-ю Особую пехотную бригаду, подписанное лично генерал-майором Батюшиным, вспомнил, как чётко и быстро (словно, по заученному назубок тексту) рассказывал мне Шлыков об обстоятельствах своей поездки с Васнецовым в расположение 2-го полка, «сдавая с потрохами» последнего.
«О, Господи!» – подумал я. – «Выходит, Регин с самого начала знал, что я причастен к деятельности ведомства Батюшина, и держал всю ситуацию под
