Пять пьес о войне - Наталия Лизоркина

Пять пьес о войне

(составитель Сергей Давыдов)

Freedom Letters

Любимовка

2024

№ 85

Сайт издательства www.freedomletters.org

Телеграм freedomltrs

Инстаграм freedomletterspublishing

Издатель Георгий Урушадзе

Составитель Сергей Давыдов

Технический директор Владимир Харитонов

Художник Дмитрий Соболев

Корректор Злата Климас

Благодарим арт-дирекцию и отборщиков фестиваля «Любимовка» и издательство LitSvet

© Сергей Давыдов, Кристина Матвиенко, предисловие, 2024

© Наталия Лизоркина, 2024

© Маша Денисова, Ирина Серебрякова, 2024

© Юлия Вишневецкая, 2024

© Артем Материнский, 2024

© Павел Пряжко, 2024

© Freedom Letters, 2024

* * *

Предисловие

Это предисловие концептуально состоит из двух частей. Первая — мое слово составителя, драматурга Сергея Давыдова. Вторая часть принадлежит театроведу и эксперту фестиваля «Любимовка» Кристине Матвиенко. Моя задача — объяснить, почему именно эти тексты были выбраны мной и советом ридеров фестиваля «Любимовка», а задача Кристины — коротко рассказать о каждой пьесе с позиции исследовательницы.

В сборнике представлены пять ярких антивоенных текстов, написанных в 2022 и 2023 годах на русском языке. Очень важно оговориться: это не выбор «важнейших среди важнейших». Хотя бы потому, что в условиях репрессий и цензуры невозможно говорить о том, что мы знаем все «важные» тексты, написанные об этой войне. Я уверен, что нам еще предстоит находить сокровища спустя многие годы, как это было в девяностые и нулевые с советским неподцензурным искусством. Мы будем возвращать имена.

Еще одно важное обстоятельство — не все авторы могут согласиться на публикацию по соображениям безопасности.

Последнее важное обстоятельство — любой сборник ограничен физическим объемом, и это делает выбор мучительным.

Но даже со всеми оговорками я горд говорить с полной уверенностью: каждый текст этого сборника — сильнейшее авторское высказывание. Эти пьесы невозможно увидеть на сценах России. Но, к счастью, их можно прочитать. Среди авторов — беларусы, украинцы, русские.

Мне как автору, сформировавшемуся в театре, совершенно очевидно, насколько недооценен широким читателем драматургический текст. Драматургия, как и поэзия, наиболее быстро реагирует на изменение реальности и находит средства для ее описания, но уже несколько десятилетий несправедливо выпадает из поля читательского внимания. Мне кажется крайне важным заполнить это слепое пятно, особенно сейчас, когда мы все ищем слова.

Как я уже сказал, этот сборник был составлен вместе с экспертами крупнейшего независимого фестиваля драматургии «Любимовка». С 1990 года «Любимовка» ежегодно представляла новаторские тексты молодых авторов на сценах Москвы. Долгое время основным пространством фестиваля был «Театр. doc», а в последнее десятилетие еще и «Центр имени Всеволода Мейерхольда», «Современник», нью-йоркский центр «LARK», независимые площадки. Именно тут, в том числе, начинались театральные карьеры Кирилла Серебренникова, Ивана Вырыпаева, Василия Сигарева, Ярославы Пулинович, Павла Пряжко, Любови Мульменко, Михаила и Вячеслава Дурненковых, Дмитрия Данилова. В 2022 году был ликвидирован ЦИМ, позже — реформирован репертуар «Современника». С того же года «Любимовка» находится в эмиграции, объявляет бессрочный опен-колл «Драматургия против войны» и устраивает читки пьес в десятках городов по всему миру — от Алматы до Парижа. Эмиграция стала единственным способом сохранить фестиваль.

И я не могу не сказать о том, что «Любимовка» — это, в том числе, место моего рождения как автора. Именно тут я впервые увидел свой текст на сцене и понял, что наконец нашел свое место. Уже значительно позже, когда я тоже окажусь в эмиграции с ощущением краха мира, Freedom Letters издаст мои «Спрингфилд» и «Пять пьес о свободе». Свести два столь важных культурных проекта, которые изменили мою жизнь, было мечтой, и я рад, что теперь она стала реальностью.

Я бесконечно благодарен экспертам фестиваля, многие из которых остаются анонимными, за их бескорыстную работу, и «Любимовке» за то, что она продолжает сохранять себя и давать пьесам жизнь в условиях невозможного.

Теперь, объяснив политику выбора и условия, в которых он совершался, я передаю слово театроведу Кристине Матвиенко.

Сергей Давыдов

Документировать катастрофу внешнему свидетелю тяжело или невозможно, нет морального права, нет сил на подлинную эмпатию и нет воображения представить себе, что это такое — война.

Но если кто-то близкий участвует в войне, а ты с ним связан — мессенджером, общением с «кассиром ЧВК», чатами с другими женами/матерями/дочерьми, — то право появляется и прорастает в свидетеле помимо его воли. Юлия Вишневецкая свою пьесу «Ждать тяжелее, чем хоронить» смонтировала как полифонию голосов, разделив их на тематические блоки: вот про знакомство и связь с заключенным, вот про его решение пойти в ЧВК «Вагнер», вот про ежемесячные выплаты, вот про измены, а вот — про вскрытие цинковых гробов, которое родственники предпринимают, чтобы удостоверить личность погибшего. Короткие и длинные строчки схлестываются друг с другом в виртуальной войне, истерии или коллективном плаче, а за ними — написанными с ошибками, ругательствами или в отчаянии, — стоят конкретные женщины из Саратова, Бурятии или Мордовии. Их объединяет одно — ушедший из колонии на войну мужчина. Все остальное — слипшийся комок нервов, прагматики и отчаяния, которому нет конца. Все это скреплено общей покорностью, прерываемой аффектами вроде «кому нужна эта война» и «буду носить кепку ЧВК, хоть и запрещено». Текст Вишневецкой документирует не саму войну, а катастрофу, постигшую сознание и психику современных россиян. Производя чисто физиологический эффект, текст становится самостоятельно живущим организмом, вырванным из бесконечной магмы виртуальной боли и тупости, внезапно поглотившей все пространство жизни.

Сергей Давыдов — автор и одновременно герой монодрамы «Граница» — документирует короткий опыт общения с матерью, случившийся в самом начале войны, когда пришлось срочно брать билет в Среднюю Азию и слушать от мамы упреки и другие слова[1]. Чувство внезапного обрушения, которое переживает герой («за месяц отменили почти всю мою работу» и «мысли о будущем стали невыносимы»), совсем непонятен матери («я не брошу свой дом» и «я лет десять тебе говорю, чтобы осваивал нормальную такую профессию»), и этот разрыв не обойти и не ликвидировать никаким миротворчеством. Текст, написанный рифмованной прозой, на большой скорости и пристрастно фиксирует эмоциональный клинч, в который вошел герой, да так и не вышел. Это не мысли о Родине, не мысли о себе и не мысли о войне — это стенограмма сознания, пытающегося найти хоть какие-то слова для выражения происходящего. «Слово — это последняя власть, / и я ее не отдам», — произносит автор в самом начале. Тупиковое