Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее - Джозеф Хенрик
Не важно, в каком именно эволюционном порядке появились жесты, голосовые сигналы, социальные нормы и применение орудий, поскольку культурная эволюция так или иначе создала бы существенное давление отбора на использование вербальных жестов (речи) для коммуникации, чтобы освободить руки для применения орудий, метания оружия, приготовления пищи, сохранения равновесия во время погони за добычей, а кроме того, чтобы общаться ночью. Сравнение с другими человекообразными обезьянами показывает, что гортань у нас сместилась вниз, что удлинило речевой тракт и расширило наш потенциальный фонетический репертуар. Язык освободился и получил возможность двигаться и вверх-вниз, и вправо-влево. Кроме того, мы утратили мягкие надувные воздушные мешки, которые есть у человекообразных обезьян вокруг гортани. Однако за эти изменения пришлось дорого заплатить. Другие млекопитающие и наши младенцы могут дышать и глотать одновременно, поэтому им не так-то просто подавиться пищей[383]. А дети постарше и взрослые могут поперхнуться, и это нередко случается.
Генетическая эволюция, направляемая этими факторами отбора, способствовала коммуникации в целом, а не только развитию устной речи, поэтому наши предки могли обладать, помимо разговорных языков, еще и языками жестов, подобно многим современным охотникам-собирателям. В мирах, созданных социальными нормами и репутацией и все больше поощрявших сотрудничество, стало важнее общаться и учить других, а не обманывать и эксплуатировать. Подобные требования объясняют, почему у людей относительно небольшая радужная оболочка на белом фоне склеры. Всякий, кто наблюдает за нами, легко может понять, куда и на кого мы смотрим. Эксперименты с человекообразными обезьянами и младенцами показывают, что обезьяны следят за ориентацией головы других особей, а дети — за взглядом. Из-за этого нам труднее скрыть, что нас интересует (за все надо платить), зато такое поведение очень полезно для активной передачи культурной информации и для коммуникации в целом. Различные популяции во всех уголках планеты благодаря сильной мотивации передать культурную информацию пользуются наборами “педагогических” подсказок, облегчающих обучение, и эти наборы у всех немного разные. Широко применяются зрительный контакт, движения головы, указательные жесты. Представители разных сообществ говорят с младенцами на “материнском языке” (“беби-ток”) — медленно, с подчеркнутой интонацией, — и благодаря этому особому языку, который предоставляет информацию в легкоусвояемом для детей виде, детям проще учиться говорить[384].
Если понять, что языки — или хотя бы более простые коммуникативные системы — коэволюционировали с орудиями, практиками и социальными нормами, это поможет объяснить, как и почему в ходе эволюции возникли те или иные особенности языков. Например, на лингвистов производит сильное впечатление иерархическая структура, упорядоченность последовательности слов и частей предложения и рекурсия, которую обнаруживают в современных языках[385]. В мире, где эволюционировал бы только язык, и в самом деле неочевидно, откуда могли взяться когнитивные способности, лежащие в основе этих свойств. Если в обществе, располагающем лишь простым праязыком, вдруг появляется генетический мутант, наделенный новыми ментальными способностями, которые позволяют создавать иерархические лингвистические структуры, ему не с кем поговорить и, соответственно, не найти применения своим выдающимся талантам. Никто из тех, у кого нет таких когнитивных способностей, не поймет его и не станет копировать его сложные паттерны.
Однако сложные орудия тоже создаются последовательно, иерархически и иногда рекурсивно — точь-в-точь как современные языки (в большинстве своем). Чтобы сделать копье, нужно раздобыть дерево, выпрямить его, сбалансировать для метания. Потом — а может быть, и сначала — надо найти кремень, кость или обсидиан для наконечника. Его необходимо обтесать или сколоть, чтобы получилось острие. Затем понадобятся сухожилия или смола, чтобы прикрепить наконечник к древку. То есть, чтобы собрать копье из частей, нужны сами эти части (объекты), действия (обтесывание и пр.) и правила сборки (последовательные инструкции). Все это делается с целью получить хорошее копье, точно так же как предложения составляются с целью коммуникации. Подобным же образом практики приготовления пищи, цель которых — обезвредить семена (например, желуди или нарду), предполагают строгое соблюдение протоколов с компонентами и субкомпонентами (размолоть, вымочить, сварить), которые необходимо выполнять в заданном порядке. Помимо последовательностей и иерархий существуют некоторые технические навыки вроде ткачества и вязания, которые требуют рекурсивного повторения одних и тех же приемов — потенциально бесконечного[386].
Однако здесь, в отличие от языка, чтобы получить пользу, не нужен кто-то еще, кто обладает теми же способностями. Если человек способен придумать и сделать более сложное орудие, это приносит ему прямую выгоду. А существование более сложных орудий приведет к усилению давления отбора на тех, кто не умеет их делать. Такие когнитивные способности можно перенаправить для организации и передачи коммуникативных репертуаров, а может быть, для передачи норм и практик, связанных с системами родства. В соответствии с этим, когда люди конкурируют с приматами в решении задач, требующих выучивания последовательности действий руками, мы одерживаем победу только тогда, когда задача предполагает иерархическую структуру[387].
Эту идею исследовали при помощи компьютерных симуляций, в которых нейросети должны были сохранить “генетически” развившуюся способность заучивать сложные последовательности для решения нелингвистических задач (вроде обработки нарду) и одновременно изучать грамматику. Нейросети могли эволюционировать генетически, чтобы лучше усваивать грамматику, а грамматика могла эволюционировать культурно, чтобы нейросетям было легче ее усваивать. По результатам исследования были сделаны три вывода.
1. Генетическая эволюция способностей к изучению нелингвистических последовательностей улучшает усвоение грамматики, так что между орудиями и языком существует синергия.
2. Однако необходимость сохранить способность хорошо усваивать нелингвистические последовательности (хорошо изготавливать орудия) мешает генетической эволюции улучшить способности к изучению грамматики, а значит, эволюция не благоприятствует специфическим генам, помогающим изучать грамматику.
3. Тем не менее нейросети научились усваивать грамматику значительно
