Технология лжи. Нацистская антипартизанская пропаганда на оккупированных территориях СССР. 1941–1944 гг. - Иван Иванович Ковтун
19 мая 1944 г. в бобруйской газете «На страже Родины» вышла пафосная заметка «35 против 1500». Автор публикации, фельдфебель Белевич, рассказал читателям о том, как горстка полицаев в течение трех часов обороняла село Леонполь, которое пытались взять силы партизанской бригады. Как следует из материала, личный состав полицейского взвода проявил необычайную «выдержку и храбрость», в результате чего «банда», понеся тяжелые потери, была вынуждена отступить. Был ли такой эпизод в действительности или нет, сегодня установить сложно, но миф об отваге «стражей порядка» заметка, видимо, укрепила[721].
Встречаются в оккупационной прессе упоминания о полицейских отрядах быстрого реагирования и «охотничьих» командах. Это были в основном краткие заметки, посвященные служебно-боевой деятельности. В некоторых случаях заметки насыщались информацией о «бандитских зверствах». К примеру, в газете «Страница добровольца» от 9 апреля 1944 г. была опубликована корреспонденция фельдфебеля М. Бохана «Партизаны жгут людей». Автор сообщает о расправах, устроенных «бандитами» в деревне Пересловка. Материал имел несколько целей: показать преступный характер партизанского движения, возбудить ненависть к «бандитам» со стороны служащих полиции и настроить против партизан местное население[722].
В заметке Н. Ревякова «Охотничья команда 16‑го батальона ОД» мы находим историю о разгроме партизанского блиндажа. В тексте представлен боевой опыт чинов полиции, их умение вести силовую разведку и хладнокровно истреблять «красных инсургентов». Разумеется, все «лесные операции» этого подразделения заканчивались победой. Действиями «охотников» руководил смелый командир – лейтенант Мельников. Под его началом команда полицаев стала настоящей «грозой окрестных бандитов». Партизаны боялись подчиненных Мельникова как огня, поэтому предпочитали скрываться в глубоком лесу[723].
Заметка, конечно, не отражала реальное положение вещей. В 1944 г. пособникам врага, даже если они состояли в «охотничьих» командах, бороться с партизанами было крайне тяжело. «Народные мстители» давно изучили немецкую тактику истребительных подразделений и успешно ей противодействовали. Трудно поверить в то, что партизаны трепетали от страха перед одной «охотничьей» командой.
Большое внимание оккупационная печать уделяла теме поощрения бургомистров и «стражей порядка» за борьбу с партизанами. Мероприятия такого плана проводились в торжественной обстановке, в присутствии жителей населенных пунктов. Сотрудники полиции, как и простые граждане, оказавшие помощь в поимке и уничтожении советских патриотов, в качестве награды могли получать землю. Указанная процедура была прописана в приказе экономического штаба «Восток» от 5 февраля 1942 г. «О наделении земельными участками и вознаграждении за содействие в борьбе против партизан»[724].
14 июля 1942 г. германским командованием были учреждены медали «За храбрость» и «За заслуги» для «восточных народов». Внешне знак представлял собой восьмилучевую звезду с круглым щитом в центре. Медаль приравнивалась к Железному кресту и Кресту за военные заслуги, имела два класса и пять степеней. Награждение сначала производилось низшими степенями, а затем высшими. Бургомистры, старосты и стражи порядка, как и многие другие коллаборационисты, часто получали эту награду за борьбу с партизанами. Правом награждения обладали командиры воинских соединений и объединений[725]. Так, смоленская газета «Новый путь» 4 февраля 1943 г. сообщила о том, что командующий корпусом охранных войск прифронтового района «Центр» генерал Макс фон Шенкендорф наградил медалями членов русской стражи города Смоленска, а также проявивших себя в боях с «бандами» сотрудников районных и окружных полицейских отрядов[726].
Следует сказать, что освещение антипартизанской деятельности местных властей и полиции в оккупационной прессе оказывало сильное информационное воздействие на местных жителей. Партизаны и подпольщики зачастую не имели возможности оперативно разоблачать ложь в статьях, восхвалявших представителей «нового порядка», и многие пропагандистские материалы немцев достигали своей цели. Реакция участников сопротивления была, как правило, запоздалой. Некоторые партизанские командиры, по словам уполномоченного ЦШПД К.Т. Мазурова, и вовсе недооценивали значение политической работы, считая, что «лучшим агитатором является боевая операция». Лишь по прошествии определенного времени они признали допущенные ошибки[727].
Что касается членов полиции и бургомистров, то в отношении этой категории лиц партизаны смогли выработать ясную позицию только к 1943 г. До этого пособников врага почти не пытались вразумить – их просто уничтожали. Изменения произошли, когда партизанским формированиям стали чаще ставить задачи по разложению местных частей противника. Всем гражданам, работавшим в административных и полицейских структурах, предлагалось выйти из них. Тем, кто и дальше собирался прислуживать оккупантам, была обещана смерть. Достаточно четко эта мысль была сформулирована в газете «Бобруйский партизан» от 30 июня 1943 г.: «Полицейские и прочие предатели перестали быть русскими людьми. Это выродки, продавшие свою шкуру немецким фашистам. Правда, многие из полицейских уже поняли это и бросают свою службу, но многие еще ждут партизанской или красноармейской пули»[728].
«Герои и бандиты». Коллаборационистские вооруженные формирования и антипартизанская пропаганда
Партизанская война в немецком тылу стала одним из важных факторов, повлиявших на привлечение в ряды германской армии советских граждан и создание из их числа различных частей и соединений. По мнению некоторых генералов вермахта, увидевших еще в 1941 г. в партизанском движении большую угрозу, наиболее эффективным способом борьбы с «бандитами» было бы разжигание гражданской войны, в которой оккупанты имели бы собственные «партизанские отряды», сражавшиеся от имени немецких вооруженных сил[729].
Правда, в первые недели военных действий против СССР использование вооруженных пособников формально не поощрялось. Гитлер поначалу не видел смысла создавать какие-либо подразделения из вчерашних бойцов РККА, считая, что они «могут стать опасными для самих немцев»[730]. Но уже к концу лета 1941 г. фюрер сделал исключение для казаков как «наиболее непримиримых борцов с коммунистами» и признал их союзниками Германии. Это обстоятельство, а также опыт применения полицейских команд из прибалтийских националистов толкнули командующих прифронтовыми районами «Север», «Центр» и «Юг» на формирование охранных частей из местных жителей. 6 октября 1941 г. генерал-квартирмейстер генштаба ОКХ Эдуард Вагнер официально дал согласие на вербовку пленных красноармейцев
