Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн
Возвращаясь к вопросу о брандерах и миноносцах, заметим, что часто говорят, будто последние станут играть главную роль в тех свалках, которые непременно должны следовать после пары стремительных прохождений враждебных флотов один мимо другого. В дыму и смятении открывается поприще для миноносцев. Это, конечно, кажется вероятным, и миноносец обладает такой способностью движения, какой не имел брандер. Однако свалка двух флотов не предоставляла брандерам наиболее благоприятные условия. Приведу выдержку из труда другого французского офицера, разбор англо-голландских морских сражений которого в одном из периодических изданий отличается особенной ясностью и поучительностью. Он говорит: «Правильность и слаженность (ensemble), установившиеся недавно в движениях эскадр, не только не помешали прямым действиям брандера, роль которого была сведена совсем или почти к нулю в беспорядочных сражениях войны 1652 года, но, скорее, им благоприятствовали. Брандеры играли весьма важную роль в сражениях при Лоустофте, в Па-де-Кале и при Норт-Форланде. Благодаря хорошему порядку, сохранявшемуся линейными кораблями, эти зажигательные суда лучше защищались артиллерией упомянутых кораблей и направлялись гораздо более уверенно к своим целям»[50].
Посреди хаотических свалок 1652 года брандер «действовал, так сказать, один, ища случая сцепиться с неприятелем, подвергаясь риску ошибки, беззащитный против орудий неприятеля, почти уверенный, что будет потоплен или сгорит бесполезно. Теперь, в 1665 году, все изменилось. Добыча обозначилась ясно; он знает ее и легко преследует в относительно постоянной позиции, занимаемой в линии неприятеля. С другой стороны, корабли дивизиона, к которому брандер принадлежит, не теряют его из вида. Они сопровождают его, насколько возможно прикрывают огнем своей артиллерии и освобождают, не давая ему сгореть, как только выясняется бесплодность его попытки. Очевидно, что при таких условиях действия брандера, даже не обеспеченные всем флотом (иначе и быть не может), все-таки приобретают больше шансов на успех». Эти поучительные строки нуждаются, быть может, в том добавочном замечании, что смятение в строе одной из сражающихся сторон, когда у другой строй сохраняется, дает последней наилучшие шансы для отчаянной атаки. Тот же автор, разбирая деятельность брандера до его исчезновения, говорит: «Здесь, следовательно, мы видим брандер в полном его развертывании. Это значение уменьшается и деятельность брандера завершается полным его исчезновением с поля сражения в открытом море, когда морская артиллерия делается более совершенной, более дальнобойной, более меткой и скорострельной [51], когда корабли, получив лучшие обводы, большую управляемость, большую и лучше уравновешенную парусность, способны благодаря этому избегать почти наверняка столкновения с брандерами, посланными против них, когда флоты руководствуются принципами тактики, отличавшейся столько же искусством, сколько и робостью, – тактики, преобладавшей столетие спустя в течение всей Американской войны за независимость; и когда, наконец, эти флоты, чтобы не подвергаться риску расстройства совершенной правильности ордера баталии, избегают сближения до малых дистанций и предоставляют одной артиллерии решать судьбу сражения».
В этом рассуждении автор имеет в виду ту характерную особенность войны 1665 года, которая, помогая действиям брандеров, в то же время придает последней особенный интерес в истории морской тактики. В ней практикуется впервые тесно сомкнутая линия баталии, неоспоримо принятая как боевой строй флотов. Понятно, что при достижении этими флотами численности от восьмидесяти до ста кораблей, как часто случалось, такие линии страдали несовершенством – по своей ломанности и по неправильности промежутков между судами; но общая цель построения очевидна при всех несовершенствах исполнения. Обыкновенно честь улучшения этого строя приписывают герцогу Йоркскому (впоследствии Яков II), но вопрос о том, кому обязано усовершенствование, имеет мало значения для морских офицеров нашего времени по сравнению с тем поучительным фактом, что прошло так много времени между появлением большего парусного корабля с бортовой батареей и систематическим принятием строя, который был наилучшим образом приспособлен для развития полной силы флота при взаимной поддержке кораблей. Для нас, имеющих на руках все элементы задачи вместе с окончательным результатом, последний кажется довольно простым, почти очевидным. Почему же его достижение потребовало так много времени от способных людей той эпохи? Причина – и в том и заключается урок для офицеров нашего времени – была именно той, вследствие которой остается неизвестным надлежащий боевой строй в наши дни; дело в том, что нужды войны не требовали от моряков тщательно обдуманного решения по этому предмету до тех пор, пока Голландия не встретила, наконец, в Англии равносильного себе соперника на море. Логика, принятая в линии баталии для боевого строя, ясна и проста; она достаточно знакома морякам, но нелишним будет привести выдержку из цитированного выше автора, так как его рассуждения отличаются изяществом и точностью, всецело французскими: «С увеличением силы военного корабля и с усовершенствованием его мореходных и боевых качеств проявился и равносильный успех в искусстве их применения… По мере того как морские маневры делаются более искусными, их важность растет день ото дня. Этим маневрам нужна была база, пункт, от которого они могли бы отправляться и к которому могли бы возвращаться. Флот военных кораблей должен быть всегда готов встретить неприятеля, и логично поэтому, чтобы такой базой для морских маневров был боевой строй. Далее, с упразднением галер почти вся артиллерия переместилась на борта, почему и возникла необходимость держать корабль всегда
