Пафка и Шкаф - Валентина Анатольевна Филиппенко
— Что это ты там возишься, Филькин?
Это был Коля Самосвалов. Рыжий, гундосый, огромный, почти как соседка в лифте, самый наглый в классе мальчик. У Пашки не было настроения с ним разговаривать, он молча сел за парту — третью у окна, — рассматривая уютный дом для домового. Фкаф явно старался сделать его как можно лучше: обивка на диване сияла, словно драгоценный камень, мебель стала совсем настоящей. Прекрасный всё же получился дом! И тут у Пашки по спине пробежал целый отряд мурашек с ледяными лапками. Откуда могли взяться эти ткань и деревяшки для мебели?
Розовый диван, столик, шкаф, ковёр (махровый, как полотенце) — очень напоминали большие проблемы. Только зеркало в коридоре не вызывало вопросов — это была фольга бабушки для выпекания, и за неё никто бы не стал ругаться. Но в животе у Паши зашевелилось плохое предчувствие.
Тут Татьяна Семёновна вошла в класс, и начался урок.
Читали «Волшебника Изумрудного города», по строчкам, и так монотонно и медленно, что невыспавшийся Пашка сам не заметил, как положил голову на руку и уснул. Ему снилось, что он стоял перед лифтом в подъезде — огромным, высоким-высоким, размером с дом, и из него вдруг вышла рыжая соседка в зелёном пальто и начала трясти перед носом Пашки розовой блузкой.
— Ты чудовище! Ты чудовище! — кричала она на Пашку, а лифт мигал красным у неё за спиной.
Наверное, во сне Пашка закричал от ужаса. Потому что учительница ласково погладила его по плечу:
— Паша, проснись. Ты на уроке.
Как в тумане, Пашка выпрямился, потёр глаза, осмотрелся по сторонам, столкнувшись взглядом сначала с Колькой Самосваловым, потом, как ему показалось, с пуговицами Фкафа, мелькавшими из-за дверки гардероба, потом с соседкой по парте, кудрявой девочкой Соней, и тихо извинился.
— Простите, я всю ночь клеил дом для домового, — опустил глаза мальчик.
— Вот он тебе и приснился! — пошутил кто-то у него за спиной. Весь класс засмеялся, и к всеобщей радости прозвенел звонок.
Хулыган
Урок по труду и ДПИ был четвёртым — сразу после большой перемены и полдника.
Окуная ложку в стакан кефира с сахаром, Пашка думал о Фкафе, который мог выбраться из гардероба и сесть за одну из парт в классе. От мысли об этом Пашке становилось и жутко, и весело одновременно. Вот шуму-то будет! И как все удивятся, когда чудовище из шкафа начнёт разговаривать с Пашкой по-немецки?
Но странное чувство обволакивало мальчика, как кефир ложку. Почему-то в школе верить в то, что домовой, монстр, чучело из шкафа существует, было куда труднее. Ещё утром, стоя на лестничной площадке, мальчик верил в Фкафа, а сейчас, к третьему уроку, нет.
Да… Пашка так привык не верить в прогноз погоды, угрозы бабушки больше не печь пирог с вишней, проблемы и слёзы других детей, что у него получится выучить таблицу умножения на пять, что родители купят ему новые бутсы для футбола и его возьмут в футбольную команду школы, что… Что… Грустно было смотреть на Пашку с кефиром во время полдника!
(Но помните, мы обещали Пашке счастье? Всё изменится прямо сейчас.)
Откусив кусочек от «улитки» с изюмом, Пашка покрутил пуговицу на рукаве рубашки и пошёл в класс.
В дверях его остановил Женя, мальчик с первой парты, друг Коли Самосвалова. Остановил и не пускал. Пашку это разозлило, потому что он увидел в дверном проёме, как Колька крутится рядом с его партой. Рядом с его домом для домового!
Опасность вызвала у Пашки прилив сил, он втиснулся в класс, навалившись на руку Женьки, и буквально отбросил огромного Кольку от своего стола. Но было уже поздно…
Диван был «разобран»: от него осталась пара ножек, на зеркале криво улыбались и скалили зубы рожицы, а на ковре темнела вихрастая «какашка»…
Колька, покраснев от старания и восторга, довольно улыбался и закручивал красную гелевую ручку. Ручкой он только что написал на коробке: «Ушёл на обед, съем Фылькина». И допустил в фамилии Пашки ошибку!
(Что бы вы сделали, окажись вы на месте Пашки? Полезли бы в драку? Заплакали? Кинулись к шкафу, где висело пальто, и попросили заступиться за вас?)
Пока Пашка в оцепенении разглядывал разрушенный дом для домового, прозвенел звонок. Татьяна Семёновна зашла в класс одной из первых и буквально поймала пятившегося, заливающегося громким хлюпающим смехом Самосвалова. Поймала за плечи и уставилась на Пашку. И весь класс уставился на Пашку.
Мальчик дрожал, прижав коробку к груди. Из него вырывались какие-то совсем незнакомые слова.
Сосетка
А дальше что случилось, Пашка не помнил.
И не вспомнил бы, если бы не Фкаф.
Урок ДПИ был последним, поэтому память и ощущение чуть жмущих ботинок и первого мороза настигли мальчика у самого дома. Вместе с ними пришло чувство тревоги, когда Пашка увидел, как на балконе рыжей соседки болтается розовая блузка со странными тёмными пятнами. Он ещё раз глянул на балкон соседки повнимательнее, напрягая всё своё упавшее зрение, и понял: на блузке проветривались не пятна, а дырки. Что ж… Тяжело сглотнув, перекинув пальто через плечо, мальчик достал из кармана ключи и смиренно зашёл в подъезд.
Лестничная площадка, лестницы и лифт — все ароматно обнимали Пашку запахом грибного супа и ватрушек. Запах был на редкость тёплый и какой-то созвучный, как игра на фортепиано и пение школьного хора. Кажется, между бабушкой Пашки и их соседкой случилась ничья. Мальчик зажмурился, выходя из лифта и поднимаясь по ужасно знакомой лестнице ещё один пролёт, глубоко втягивая запах вкусной еды. И вдруг упёрся во что-то мягкое и тёплое. Это была спина рыжей соседки.
Она тут же обернулась и, чуть не сбив Пашку с лестницы большой тарелкой ватрушек, широко улыбнулась:
— Ты как раз вернулся со школы! Вот я подгадала!
Сделав шаг в сторону, она открыла Пашке путь к двери и к замочной скважине. Ключ повернулся, квартира распахнула двери навстречу мальчику и неожиданной гостье, и бабушка в фартуке, с ложкой в руке удивлённо замерла в коридоре.
— А я думаю, чьи голоса за дверью, — будто сама
