Моя императрица - Николай Павлович Иванников
Но шила в мешке не утаишь, и уже скоро все станет известно. Мне придется объясняться с государыней и с матушкой, и еще неизвестно какого разговора я боюсь больше. Хотя, я чувствовал свою абсолютную правоту в этом вопросе, да и не дуэль вовсе привела князя Сергея к гибели.
Внезапное появление демона было тому виной! Причем, демон даже не имел намерений убивать князя, тот просто оказался не в то время и не в том месте, прямиком в точке открытия прохода «тайной тропы». Трагическая случайность. Просто трагическая случайность.
А ведь мне еще предстоит объясняться с Лизанькой по этому поводу. Интересно, она поверит в мою невиновность в гибели князя? Или же назначит меня виноватым в этом несчастном случае?
Ай, не хочу об этом думать! Князь получил то, чего заслужил, не больше и не меньше! Я собирался убить его собственноручно, но был вынужден дать слово сразу двум людям не делать этого. И я свое слово сдержал! Но проведению было угодно, чтобы князь Глебов все же был наказан за все свои прегрешения, и не мне решать, соразмерным ли оказалось его наказание или нет.
Кстати, за смерть князя я все-таки отомстил. Не Вольдемар, который и должен был это сделать, а именно я! Демон пал от моей руки, и это наверняка мне зачтется… может быть…
Когда я отобедал, матушка отозвала меня во двор и предложила прогуляться по саду. Чувствуя, что разговор предстоит не из легких, я отправился следом за ней с тяжелым сердцем. И как только мы вошли в калитку, ведущую в сад, маменька сказала:
— Вчера вечером я имела беседу с Катериной Алексеевной. Фрейлиной, лейб-медиком, президентом новейшей коллегии… Я даже боюсь представить себе каких еще высот она достигнет в ближайшем будущем! Должна сказать, что это умнейший человек из всех, кого я когда-либо встречала… Заметь, Алексей Федорович, я сказала «человек», а не «барышня», потому что и мужчин столь большого ума я не припомню… Но самое странное, Алешка, самое удивительное, что эта девушка тебя искренне любит!
После этих слов я так и зарделся, словно девица, которой щедро отсыпал комплиментов удалой гусар.
— Так уж и любит… — пробормотал я, отводя глаза, а у самого сердце так и забилось.
До сего момента я и надеяться не смел, что моя Като испытывает ко мне хотя бы толику тех чувств, которые испытывал к ней я сам. Потому и речь об этом заводить боялся. Как бы я жил, ежели бы она меня отвергла? Не признаваясь ей в своих чувствах и не требуя ответа, я жил надеждой и мечтами, постоянными, постоянными мечтами о ней.
Но что сталось бы, если бы эти мечты были разрушены, а надежда погибла бы? Я этого не знал, и не хотел знать. И потому все время откладывал наш разговор на потом. А матушка сейчас взяла и все решила, и сказала мне об этом так просто и буднично, что я и поверить не мог в реальность происходящего.
— Так уж и любит… — повторил я, и в этот раз несмело глянул на матушку: уж не шутит ли она? Но нет, не похоже было, чтобы она шутила. — С чего вы это взяли, матушка?
— А с того, Алешенька, — не замедлила с ответом матушка, — что я сама женщина, и могу отличить, когда девушка любит молодого человека, а когда к нему равнодушна.
— А-а, только поэтому! — протянул я.
— Не только! — воскликнула матушка, заметив мое разочарование. — Я подробно расспросила Катерину Алексеевну об обстоятельствах ее появления в твоем доме, и ее рассказ совпал с твоим. Конечно, в нем много загадочного, но все это можно списать на потерю памяти после ограбления… в которую я не очень-то верю, между прочим. Но коль уж она не желает, чтобы о ее прошлом стало известно, так я и не буду настаивать. Но я сочла своим долгом спросить о том, как она к тебе относится. И она мне прямо и без всякого стеснения призналась, что испытывает к тебе любовные чувства. Она заметила также, что ты очень нерешительный в такого рода делах, и не хочет сама тебя подталкивать к каким-либо действиям…
У меня дыхание так и перехватило от этих слов.
— К каким действиям? — спросил я сипло.
Матушка резко остановилась, взяла меня за челюсть, повернула лицо к себе и нахмурилась.
— Алешка, ты у меня совсем дурак, али как? — поинтересовалась она. — Вот иной раз посмотришь на тебя и порадуешься: «Ай, какой разумный у меня сынок получился!» А иной раз послушаешь слова твои, и диву даешься: «В кого такой дурень уродился?»
— Матушка!
— Чего «матушка»⁈ Чего «матушка»⁈ — и она довольно болезненно постучала мне костяшкой пальца по лбу. Я зашипел, морщась. — В общем, разрешения на вашу женитьбу я у государыни уже испросила, она не возражает. Теперь дело только за тобой. Надеюсь, у тебя не совсем мозги высохли на службе государевой, и ты знаешь, что делать следует… — Она заглянула мне прямо в глаза с подозрительностью. — Ну, если не знаешь, если совсем головой худой, то давай я сама все улажу. Так и быть, утаю от Катерины с каким дурнем ей жить придется…
— Матушка, прекратите немедленно! — вскричал я. — Перестаньте лезть в мои дела, с ними я как-нибудь сам разберусь!
А потом все-таки не выдержал — заулыбался, растянув рот от уха до уха, и поднял крепко сжатые кулаки. Матушка рассмеялась.
— Чего радуешься, обалдуй? Ты от Катерины Алексеевны еще согласия не получил. Разрешение государыни на брак согласием невесты не является. Впрочем, Мария Николаевна сейчас прогуливается по саду в сопровождении своих фрейлин и почти наверняка составит с Катериной Алексеевной разговор.
Тут матушка хмыкнула и махнула рукой.
— Скучно ей тут, понимаешь? Хоть такие развлечения я ей устроила. На какое-то время ей хватит, а потом сызнова что-то придумывать придется.
— Не придется, матушка, — пообещал я. — Уже завтра мы с императрицей отбудем из Светозар.
— Вот как⁈ — матушка Настасья Алексеевна приподнял брови. — А что так скоро? Случилось чего?
— Неспокойно мне,
