Миротворец. Дипломатия Кланов - Владимир Пламенев

— Ты… манипулируешь… — он замотал головой. — Замолчи!

— А прямо сейчас ты уходишь от ответственности. Потому что решение, о котором я говорю, принимать только тебе. Только настоящему наследнику клана Зринских. Но ты уходишь. Хотя не тебе ли даровано право предотвратить битву, которая закончится только безграничной болью и потерей ВСЕГО чем ты сейчас дорожишь⁈ — я повысил голос.

А Анте отступил на шаг назад и рухнул задом на кровать, пряча лицо в руках.

Я же смягчил голос и заговорил спокойнее:

— Когда всё закончится, о тебе никто не вспомнит. Тебя просто уберут из истории как наивного юнца, из которого сделали политическую марионетку. Может, сошлют куда-нибудь. Разумеется, право на наследование ты потеряешь окончательно и безвозвратно. Как и фамилию. Хуже позора представить невозможно. Вот только этот вариант — это поражение для всех нас. А я хочу победить. Победа для меня — это мир. И чтобы он состоялся, тебе вовсе не надо никого предавать, представляешь? Даже наоборот.

Его пальцы закопались в густую рыжую шевелюру. Больше он не пошевелился. Только произнёс:

— Думаешь, я не понимаю, что ты хочешь?

— Нет, не понимаешь. Иначе бы не упрямился, а выслушал меня.

— Только этим я и занимаюсь… — подавленно прохрипел он, сжимая пальцы и натягивая свои волосы. — А ты…

— Говорю правду. Жестокую. Беспощадную правду, — отчеканил я. — Но будущее ещё можно сделать гораздо светлее. Для этого тебе нужно лишь поговорить с Михаэлем по телефону. Заявить ему, что ты больше не можешь поддерживать его и отказываешься вести клан своих родных к гибели. В том числе — ради него самого. В этом случае я гарантирую его жизнь.

— Я тебе не верю… — процедил он.

— Не верь. Анализируй, — произнёс я. — Сдавшийся будет помилован. Он пролил не так много крови, чтобы стать абсолютным злом в глазах иллирийской аристократии и народа. К тому же, он ещё считается иллирийским аристократом и героем предыдущей войны. И чем быстрее всё это закончится, тем меньше вероятность, что удастся избежать даже позорного заключения. Сошлют его в какой-нибудь особняк в горах, где он будет писать мемуары и переосмысливать свою жизнь. Как домашний арест. Неужели это хуже, чем смерть? Скажи мне, Анте.

— … — он не ответил.

— Возможно, он назовёт тебя предателем. Но в глубине души сам будет искренне благодарен, потому что именно ты поможешь ему сделать окончательный выбор. Ведь если бы он хотел драться до конца, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

Анте медленно поднял на меня взгляд. Губы были поджаты, а желваки заходили. Его взгляд, обращённый на меня, был полон искренней ненависти.

Но я даже бровью не повёл. Только спокойно смотрел на него в ответ, ожидая, пока он созреет для своего решения.

— Гарантии. Мне нужны гарантии, что ты не нарушишь слово, — выдавил он.

— Это можно устроить, — я активировал «Кольцо Договора» и протянул ему руку. — Кольцо зафиксирует нашу договорённость. И ни один из нас не сможет от неё отказаться. На это ты согласен?

— И чем же ты рискуешь, если нарушишь договор? Честью? У тебя её и так нет! — бросил он, взмахнув рукой.

— Чести? — мой голос налился сталью. — Что ты знаешь о чести, мальчик? Сейчас я спасаю твою страну, пока ты и Кнежевич тянете её в бездну. В этом больше чести, чем в любой бойне за власть. Так что ты ошибаешься. Ошибаешься, потому что юн, и потому что тебе в голову напихали всякого дерьма. Но ты научишься. Просто нужен опыт. Я не считаю тебя бесталанным. Но слепой лести от меня не услышишь. Только то, что вижу.

— МЫ СРАЖАЕМСЯ ЗА ИЛЛИРИЮ! А НЕ ОТДАЁМ ЕЁ НА РАСТЕРЗАНИЕ ХИЩНЫМ ИМПЕРИЯМ, ВРОДЕ ТВОЕЙ! МОЙ ДЯДЯ СРАЖАЕТСЯ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО! ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ СВОЕЙ РОДИНЫ!

— Абсолютной независимости в современном мире не существует. Это раз. Для относительно малых стран, вроде Иллирии, тем более. Все зависят от всех, но в разной степени. Как ты зависишь от фермеров, которые выращивают коров, из которых потом повара готовят тебе стейки. От слуг, которые набирают тебе ванну и чистят сапоги. В международных отношениях — то же самое. У Иллирии что-то есть, например — ресурсы, и она даёт их взамен на то, чего у неё нет, например — вооружения. Таковы базовые правила. Это два.

Я чуть наклонил голову набок, добавляя:

— Ещё одна важная черта успешного правителя — холодный ум на переговорах, — бесстрастно отметил я. — Иначе тебя будут эмоционально потрошить. Точно так же, как это сделал я, — его руки сжались в кулаки. — Но я сделал это, чтобы ты понял, чем чревато твоё упрямство. Крах Кнежевичей стал бы куда более болезненным ударом для твоей психики, чем любой задушевный разговор, вроде нашего. Учись. Или раздавят. Это три.

Я посмотрел на часы, затем объяснил замеревшему в поисках ответа Анте:

— Времени у нас мало. Если через час Кнежевич не согласится на наши условия, его бунт подавят силой. Со всеми вытекающими. Когда надумаешь с ответом — скажешь охране. Мне доложат и я организую ваш с Кнежевичем созвон. И помни: настоящим предательством будет твой выбор, если из-за него погибнет граф Михаэль и весь его род. А я предлагаю тебе мир.

После чего я вышел из медпункта, оставляя Анте наедине со своими мыслями. Пусть переварит. Я переборщил с давлением и откровенностью. Вместо того, чтобы всё осознать, он мог наоборот — закрыться в себе и пойти наперекор.

Но, я надеялся, рассудок возобладает. Потому что я дал Анте не только картину отчаяния, но и шанс его избежать, пусть и ценой небольшого подавления собственной гордости.

Справится ли он?

Это уже его дело.

— Щенок не хочет слушаться команды хозяина? — ощерился гигант, ожидавший меня по ту сторону двери. Охранники, стоявшие здесь, с подозрением косились на него. Напряжённые.

— Георгий, — я взглянул ему в глаза. — К Анте допуск только по специальным разрешениям. Сразу говорю: ты не получишь.

— Я не к нему. Поговорить с тобой надо. Пройдёмся, так думается лучше, — и развернулся в сторону. Я пошёл рядом.

— Слушаю.

— Если щенок заупрямится, я избавлю