Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко
Иерхарид смотрел на Сумеречного Хайнеса почти с сожалением. Мариш Хэый обладал потрясающими организаторскими способностями, даром что в прошлом был не военным, а всего лишь дворецким. Домоправителем в семье Ила̀шиев. Около четырёхсот лет назад, ещё при правлении… прежнего хайнеса, Илашиев вырезали. Всех. По официальной версии они встряли между ссорящимися соседями, и те накинулись на них. О самом Марише со времён той резни слышно ничего не было, да и что говорить о каком-то домоправителе. Сгинул вместе с другими слугами. Как и чем жил почти два века – неизвестно. Впервые о банде Мариша заговорили около двухсот лет назад.
О нём быстро начали слагать легенды. Озлобленный гибелью Илашиев и всех своих близких, бывший домоправитель и не скрывал, что хочет сбросить опостылевшую власть семьи Ийехаидыев, которая не смогла обеспечить мир и закон в Салее. В то время в стране было много таких, как Мариш, – потерявших всё из-за смут. Поколение с оторванными корнями.
Сперва никто не воспринял всерьёз ещё одного борца за справедливость, но Мариш очень быстро обрастал сторонниками, и его банду уже не поворачивался язык назвать просто бандой. Маленькая армия хорошо обученных бойцов, которая начала приносить ощутимое беспокойство. Из простого бандита Мариш перешёл в мятежники, когда полгода назад объединился с главарями ещё шести банд. Собрав вокруг себя большую силу, он начал захватывать одну деревню за другой, а три месяца назад смог вышибить из Дреи войска и захватить город.
Эта победа едва не породила новую волну смуты в стране. Семиглавый Дракон объявил Дрею и прилежащие территории новым государством и даже решил выбрать единого правителя. Тут Иерхарид понадеялся, что главы банд передерутся между собой за почётное звание, но Мариш вновь проявил себя, и его безоговорочно признали главой все. Даже не обременённые излишней рассудительностью бандиты понимали, что без Мариша им не выстоять. Брось тот их, и союз бы распался в считанные мгновения.
Словно насмехаясь над истинной властью, главы банд провели церемонию передачи власти и даже придумали свою правящую печать – в противовес печати на груди хайнеса – в виде крыльев, которую и набили на тело Мариша. Да ещё в таком месте…
Правил, впрочем, Сумеречный Хайнес недолго. Уже через месяц войска выбили бандитов из Дреи. И численность не помогла удержать им город. Всё же разбойники разбойниками и остались: каждый сам за себя, никакой слаженности в действиях. Только отряд Мариша и продержался дольше всех, что и позволило семи главарям сбежать.
К счастью, всех переловили, и не без помощи сидящего рядом Триия Бодыя. Его оборотни смогли выследить и убить одного из главарей и поймать самого Мариша с ещё одним пособником. Уже за одно это Иерхарид был готов терпеть сарена Бодыя столько, сколько потребуется.
Приговорённых выволокли на эшафот, и глашатай принялся громко зачитывать их прегрешения.
Иерхарид с сожалением смотрел на Мариша. Но оставлять Сумеречного Хайнеса в живых было чревато новыми волнениями. Мариш не пойдёт на сделку с правящей семьёй, а он, Иерхарид, не может выполнить непомерных требований жаждущего справедливости разбойника. Жаль, очень жаль. Слишком опасный противник.
Глашатай закончил свою речь, озвучив наказание – казнь через отсечение головы.
К плахе потащили первого из разбойников, упирающегося оборотня уложили головой на плаху, и палач занёс топор. Иерхарид как правитель не мог позволить себе слабость и отвести взгляд, но в момент удара он расфокусировал зрение, а затем сразу же уставился на катящуюся голову – это более приятное зрелище, чем дёргающееся в агонии тело.
– У дяди голова отвалилась, – донёсся до слуха детский голосок. – И кровь течёт. С ним всё хорошо?
За спиной ощутимо дёрнулся Врей.
– Нет, моя дорогая, – дрожащим голосом отозвалась нянечка. – Он… он лишился жизни. Он был очень плохим и забирал жизнь у других. И чтобы он больше этого не делал, его вот… попросили исчезнуть.
– А почему он стал плохим? – любознательно спросила девочка.
– Потому что его никто не любил и он никого не любил.
Иерхарид ощутил облегчение. Как хорошо, что дикое зрелище не ранило ребёнка.
– Опусти меня, – потребовала малышка, и нянечка помогла ей слезть с колен.
– Сарен, я не думаю, что вам стоит водить дочь смотреть на подобное, – холодновато высказал Иер. – Мы всё же не дикий народ, который не умеет по-другому объяснить своим детям, что хорошо, а что плохо.
– Да, я понял, мой господин, – сарен Триий покорно опустил голову.
По помосту тем временем покатилась вторая голова. Иер невольно нашёл семейство Холлыев и отметил, что юные девушки смертельно бледны и, похоже, готовы расплакаться. Сарена Гиаша тоже побелела, но взор её горел торжеством.
Казнь третьего из приговорённых, Горѝма Сердцееда – и в прозвище не было ничего романтичного, – толпа встретила ликованием. Союзники Мариша не пользовались такой народной благосклонностью, как он сам. Да и самого Мариша как-то не очень печалила судьба товарищей. Выглядел он настолько спокойно, что Иерхарид вновь ощутил волнение. Как если бы мышовка вот-вот выскользнет из когтей и нырнёт в нору.
– Врей, – тихо позвал Иер.
– Охрана утроена, – отозвался помощник.
Оторвать взгляд от невозмутимо ожидающего казни Мариша хайнес уже не смог и на казнь четвёртого из преступников не смотрел.
Удар пришёлся с той стороны, с которой его не ждал никто.
– Я беру его себе! – раздался звонкий детский голосок.
Иер резко повернул голову, и внутри заполошно взметнулась птица.
На залитом кровью помосте стояла маленькая девочка в бежевом платьице. Площадь словно вымерла, настолько оглушительной показалась тишина. Иерхарид невольно приподнялся в кресле и тут же опустился, почувствовав неясный страх. Малышка бестрепетно смотрела на страшного хищника, и все вокруг боялись пошевелиться, чтобы хищник не опомнился и не разорвал ребёнка.
– Хайнес должен папе желание, а у меня сегодня день рождения, поэтому желание папа дарит мне, а я хочу его! – девочка указала пальчиком на Мариша и радостно улыбнулась, ничуть не сомневаясь, что получит желаемое.
Одно радовало: Мариш выглядел таким же оглушённым, как и остальные.
Иерхарид нетерпеливо махнул рукой, чтобы ребёнка быстренько убрали с эшафота. Выполнять приказание почему-то бросился глашатай, а не помощник палача. Тщедушный оборотень сперва запутался в собственных ногах, а затем его
