Кто? «Генсек вождя» Александр Поскребышев - Алексей Александрович Бархатов
Александр Николаевич это понимал, но все же отчаянно надеялся. Со слезами на глазах, дрожащей рукой подал он этот ордер Хозяину, умолял отпустить жену, которая ни в чем не виновата, заговорил о дочках.
На что надеялся? На возможное сомнение, колебание? На любимое сталинское «Па-думаем…»? Да, пожалуй… Хотя всего за полгода перед этим мимо Поскребышева с совершенно убитым лицом выходил из этого кабинета Михаил Иванович Калинин, старый соратник, «всесоюзный староста», глава нашего советского государства. Даже ему жену не вернули. Но его Екатерине Иоганновне было далеко за пятьдесят. И дети у него куда как старше. Да и сама эта эстонка, говорят, была как кремень, работала в Специальной коллегии Верховного суда, через ее руки прошло столько суровых приговоров, она даже донесла на собственного брата, которого вскоре после этого расстреляли.
А.Н. Поскребышев. 1930-е. [РГАКФД]
Берия по ее поводу прислал Сталину специальную докладную записку, которая прошла через руки Поскребышева: «Калинина с 1929 года была организационно связана с участниками антисоветской вредительской и террористической организации правых и содействовала им в их антисоветской деятельности. Сблизившись с рядом враждебных ВКП(б) лиц, осужденных впоследствии за правотроцкистскую деятельность, Калинина предоставляла им свою квартиру для контрреволюционных сборищ, на которых обсуждались вопросы антисоветской деятельности организации, направленные против политики и руководства ВКП(б) и Советского правительства. В предъявленных обвинениях Калинина Е.И. виновной себя признала. Осуждена Военной коллегией Верховного суда СССР 22 апреля 1939 года по статьям 17-58-6, 17-58-8 и 58–11 УК РСФСР к заключению в исправительно-трудовом лагере сроком на 15 лет с поражением в правах на 5 лет».
А.Н. Поскребышев с дочерьми Галей и Наташей. 1940-е.
[Из открытых источников]
Через семь лет Поскребышев увидит на ее просьбе о помиловании резолюцию Хозяина: «т. Горкину. Нужно помиловать и немедля освободить, обеспечив помилованной проезд в Москву». Супругу Калинина освободили, она выжила.
Екатерина Калинина и его Броня… Всего двадцать семь годков… Лучезарная чистота и в глазах, и на душе… Врач… Вся в семье, в работе, в своих пациентах… Сталин ведь сам знает ее… И всего месяц назад торжественно вручили Поскребышеву орден Ленина «за продолжительную и самоотверженную работу в аппарате руководящих органов ВКП(б)». Значит, доволен Хозяин его работой. Хотя расстрелянному два года назад герою Мадрида комбригу Гореву точно такой же орден Калинин вручил всего за пару дней до ареста. Берию не перебороть.
«А вдруг, вдруг все же сумею добиться хотя бы маленькой надежды, хотя бы того самого “Па-думаем…”?»
Сталин выдержал паузу, слегка наклонил голову, тронул пальцами усы, чуть поморщился и тихо, но уверенно, не глядя на своего секретаря, произнес:
– Товарищ Поскребышев! Если органы НКВД считают необходимым арест вашей жены, то так и должно быть. Не будем им мешать. Они делают серьезное, государственное дело. А дочек можно отдать в приют… – И затем, чуть прищурившись, вскинул на него холодный, изучающий взгляд. – Хотя зачем? Мы поможем их воспитать.
А.Н. Поскребышев с младшей дочерью Еленой на даче. 1944.
[Из открытых источников]
Это прозвучало окончательным приговором. Поскребышев все понял. Броню не отпустят. А Сталин вдруг рассмеялся. Подмигнул как бы по-свойски:
– В чем дело? Тебе нужна баба? Мы тебе найдем.
И действительно, вскоре в просторной квартире Поскребышева на улице Грановского появилась миловидная, круглолицая и статная женщина, сказала, что зовут ее Екатериной, фамилия – Зимина, и ей предписано вести его хозяйство.
Надо признаться, она вела его очень хорошо. Была скромна, опрятна, домовита. Но главное, чем она приглянулась Поскребышеву, чем заслужила его благодарность – это тем, что с первого же дня очень внимательно и ласково стала относиться к самому дорогому, что осталось у него, – его дочуркам. Поскребышев вскоре заметил, что и девочки к ней привязались, да и самому ему она всегда старалась угодить. Независимо от времени суток встречала и провожала, потчевала вкусной едой, стремилась окружить теплотой и уютом. О большем он как-то и не помышлял. Не мог и не хотел забыть Броню. Жалел, что так мало времени за шесть лет совместной жизни удавалось скоротать вместе. Он поздно возвращался с Кунцевской дачи, она рано уходила на прием к своим больным.
Отношения с Екатериной складывались совсем по-другому. Не от влюбленности, а, скорее, от привычки, не от огня в сердце, но от тепла в душе. Складывались медленно, настороженно. Не сам ведь выбирал. Кто-то предварительно проверил, подготовил ее. Да и разница в возрасте – ни много ни мало, а четверть века.
Хотя, чего скрывать, порой насилу сдерживался, когда под утро, в неизбежно изрядном подпитии, приезжал с дачи Хозяина и заваливался в свою белоснежную и обжигающе холодную, как сугроб, постель. Да, крепился, крепился… Но терпению мужика, его нервному напряжению все же есть какой-то предел.
Еще один сильный удар пережил позже, когда в самом начале войны в очередной раз попытался вызволить жену и вдруг узнал о ее расстреле. Вернувшись домой с «самоотверженной» работы, заплакал, выпил водки, глубоко вдохнул и выдохнул, расстегнул кобуру…
Но в воспаленной, пульсирующей голове в последний момент прозвучало: «А дочек можно отдать в приют… Поможем воспитать».
Нет, вот это как раз и будет предательством по отношению и к Броне, и к старшей Галине, которую он удочерил еще младенцем, к их общей малышке Наталье. Это и будет предательством! Любовь? Любовь – это ответственность. Не уберег жену, должен уберечь детей! Они не могут его потерять. Он – их единственная опора. Без него они сгинут. Ему живо представилось, как Лаврентий с удовольствием пришлет им напоследок еще одну корзину сладких подарков… До боли сжал зубы и вновь застегнул кобуру.
Пожалуй, именно с той минуты он понял, что станет еще более аккуратен и безупречен в выполнении всех поручений Хозяина, предельно осторожен в разговорах, в выражении своего мнения, в защите знакомых ему людей. Старший после него в секретариате Сталина Владимир Наумович Чернуха был человеком надежным – сибиряк, член партии с 1918 года, активный участник Гражданской войны. Вместе с ним Поскребышев начал свою большевистскую карьеру в Уфе и потом, еще
