Агнес - Хавьер Пенья
— Аквариума, — говорит он.
— Аквариума, — повторяю я. — Какая разница?
Но это вовсе не одно и то же, раздраженно говорит он, но с тобой всегда так: ты вечно думаешь, что все на свете без разницы, ты на ровном месте можешь домыслить за меня цель нашей встречи, ты полагаешь, что факт моего переезда в другую квартиру гораздо менее значим, чем то, что происходит с тобой, ты считаешь, что можешь поспорить с шефом и тебе все сойдет с рук. Извини, говорю я в ответ, но это не я поспорила с шефом, это он стал со мной спорить, а это совсем другое дело. Да ты хоть слышала, что тогда ему наговорила? — спрашивает он. Так с шефом не разговаривают, одно дело наш треп о нем, когда мы сидим в баре, и совсем другое — то, что говорится ему прямо в лицо, неужели ты сама не понимаешь? А тебе откуда знать, что я ему сказала, говорю ему я, ты же в тот момент был страшно занят: сопровождал бледную молчальницу Ану в туалет блевать. Это как-то с ней связано? — интересуюсь я. Что ты имеешь в виду под словом «это», Агнес? Бога ради, ведь мы с тобой только что занимались любовью, и ты первая, кого я привел в свою новую квартиру, что ты подразумеваешь под словом «это»? Ты что, ревнуешь? — говорит мне Хонас. Ты проводил до дома сначала ее, потом меня или сначала меня, а потом ее? — интересуюсь я. Я проводил тебя до дома? Что ты такое говоришь? До дома я тебя не провожал, ты что, вообще ни черта не помнишь? Ты ведь танцевала одна в ресторане, возле емкости с рыбами, говорит он.
— Аквариума, — говорю я.
— Емкости, — говорит он, — это была емкость с рыбами, Агнес, бога ради, не все в этом мире является тем, чем ты хочешь. Я погрузил тебя в машину, волоком, между прочим, тащил, — продолжает он, — а ты все время бормотала что-то неразборчивое о монахах, поварах и мистере Споке, а я только поддакивал, все, что хочешь, дескать, а сам думал домой тебя отвезти; ты заснула в машине, как только я завел двигатель, и не открывала рта, пока мы не въехали в Сантьяго, а когда открыла, то исключительно для того, чтобы извергнуть такой поток блевотины, что тот ударил аж в ветровое стекло; я остановился, мне надо было очистить стекло, и страшно на тебя разозлился, а ты опять взялась за свое; ты мне, значит, говоришь: это что, караоке? Я тогда сказал, что как-то не настроен на караоке, а ты взяла и ушла, бросила меня на полуслове и с блевотиной на стекле; на следующей день я написал тебе в мессенджере, но ты не ответила, и я ничего о тебе не знал, пока нам не сообщили, что ты уволена.
— А еще что вам повысили зарплату, — вставляю я. — Давай уже, договаривай, вываливай правду-матку: вы поделили мои деньги.
— А что, по-твоему, нам было делать, Агнес? Я заботился о тебе как мог: всеми силами старался доставить домой в целости и сохранности, — оправдывается он.
— Когда меня успели уже вышвырнуть, — говорю я.
— Этого я не знал, а если б и знал — что я мог сделать? Я заботился о тебе, когда тебе было плохо, — говорит он.
И тут меня охватывает ярость.
— Ты прекрасно мог начать заботиться обо мне несколько раньше, — говорю я. — Да какой друг позволит вступить в перепалку с шефом, станет спокойненько слушать, как разгорается ссора, и при этом даже не подумает подойти и увести ее подобру-поздорову, сказать что-нибудь такое уместное, ну не знаю: слушай, Агнес, это же твоя песня, пойдем потанцуем, или так: Агнес, пойдем сфоткаемся, иди что-нибудь еще? Но нет, куда там, гораздо лучше заграбастать мою зарплату и потратить мои денежки на квартиру с емкостью для рыб.
— Аквариумом, — поправляет он.
— Да чем угодно, — говорю я.
— Да что ты несешь о своих деньгах? — говорит он. — Это мои деньги: кто ты такая, чтобы решать, что моя прибавка в зарплате значит меньше, чем твоя работа?
В итоге я так и не знаю, как добралась той ночью до дсмяа, но в голове без конца крутится мысль о хорошо продуманном плане: это было легко, стоило только наполнить мой бокал той кислятиной, красным вином, а потом сидеть и ждать, когда бомба взорвется, когда я сцеплюсь с шефом из-за какой-нибудь ерунды, а Хонас поведет в туалет Ану, бледную молчальницу из отдела палитики, которая сделает вид, что ее тошнит, а все остальные дурачками прикинутся, может, шеф был с ними заодно. И я чувствую себя обворованной, ограбленной самым беззастенчивым и безнаказанным образом. Можете представить себе более безнаказанный способ?
Еще одна монетка со звоном падает в колодец желаний.
«Мне кажется, Агнес, ты переигрываешь. Сама же говорила, что бледная молчальница блевала. И зачем твоему шефу участвовать во всей этой пантомиме, когда он просто мог выставить тебя за дверь, и все дела? А если шеф был не в деле, откуда твои коллеги могли знать, что он потом разделит между ними твою зарплату? Продолжай искать того, кто в ту ночь доставил тебя домой, и не ломай голову над всем остальным».
«Легко вам так рассуждать, не вас же так безнаказанно ограбили».
«Видишь ли, — пишет он, — я, пожалуй, расскажу тебе одну короткую историю. Ты же помнишь героиню» Девушки в желтом халате", верно? До того, как я женился на Кэти, денег у меня было кот наплакал: университетской стипендии хватало лишь на то, чтобы снимать комнату, платить за свет и воду, питаться теми же полуфабрикатами, которыми теперь перебиваешься ты, и все. Квартиру я снимал пополам с одной девушкой, впоследствии она стала героиней моего третьего романа. Соседка была молодым и очень талантливым инженером, и я, можно сказать, сходил по ней с ума, хотя уже тогда прекрасно понимал: что-то в ней не так, есть какой-то изъян. Поскольку книгу ты читала, я могу не углубляться в подробности ее наркозависимости. Скажу только, что если ты отказывался употреблять вместе с ней, то переходил в разряд презираемых: она тебя посылала подальше и меняла на кого-нибудь другого. Стремясь держать марку в ее глазах, я перепробовал все известные виды наркотиков. Для меня вещества были всего лишь способом приятно провести время, находиться рядом с ней, не более того. Когда




