Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - Вильгельм фон Штернбург
Зарисовка в пол-листа под названием «Натюрморт», напечатанная 2 июня 1923 года в «Берлинер тагеблат», начинается словами: «На моем письменном столе стоит череп. Темный, пожелтевший, нескольких зубов не хватает, нижняя челюсть в плохом состоянии. То есть это не салонный ухоженный череп, полированный, с безупречными зубами, а, так сказать, совершенно обычный череп». Не без иронии проходится он и по «декадансу», которому совсем недавно поклонялся сам, и заключает уже с сарказмом: «Разум — неудавшийся инстинкт... Только совершенная безответственность по-настоящему взращивает инстинкты... Пусть наслаждение будет твоей наградой... Это ощущение превращается в экстаз в крайнем проявлении инстинкта — в женщине».
Эти цитаты — не свидетельство высокого мастерства молодого автора, они лишь показывают, что как художник на месте он не стоит. В других вещах, написанных в то же время, порвать со старой манерой письма и преклонением перед идиллией и уютом он не может. Что-то влечет его назад, в богемно-обывательскую атмосферу мансарды с мятежным Хёрстемайером. «Жизнь бессмысленна и полна лжи, darling! И единственный ее смысл заключается в искрящемся вине, в этом голубом дыме, в твоих еще более голубых глазах и в твоем шелковистом девичьем теле». Впрочем, журнал «Берлинер лебен» и в 1923 году, очевидно, еще полагает, что столь глубокие мысли вполне доступны его читателям.
Примерно в это же время Ремарк пишет эссе под названием «О смешивании изысканных крепких напитков», давая своим будущим недругам повод поносить и порочить его как серьезного писателя. Отголоски этой кампании слышны и сегодня. А тогда, в самом конце 1920-х, она в самом разгаре. Без язвительных тирад в адрес Ремарка не проходит и дня. Замысел завистников абсолютно ясен, ведь исходной позицией для атак служит всего лишь небольшое эссе, легкое, игривое, ироничное, да еще с приметами ушедшей в прошлое, снобистской, декадентской литературы. Пауль Штегеман публикует его в 1924 году в своем «Штёртебекере», с которым, между прочим, сотрудничают Франц Блай и Теодор Лессинг, а берлинский журнал «Юнггезелле» перепечатает эссе с незначительными изменениями и под другим заголовком в том же году. «Люди приобрели варварскую привычку пить шнапс, ни с чем его не смешивая», — предупреждает своих читателей закаленный в питии автор и рекомендует им сочинять из крепких напитков «симфонии», ибо то, как их смешивают в барах, получая какую-то муть, ничего общего с настоящим смешиванием не имеет». От желающих у него учиться он требует предельной самоотдачи: «Начинать смешивание следует с не менее чем тридцати различных ингредиентов. Необходима тренировка. Одно неловкое движение руки — и все испорчено. Крепкий напиток любит умелое с ним обращение. Он покорно подчиняется мастеру, если тот, играючи балансируя с учетом его родовых свойств и флиртуя с конечным результатом, роднит себя в своей творческой грациозности с космосом». Каким отсутствием юмора и густопсовой германской образованщиной надо обладать, чтобы возвести такой текст в ранг главного свидетеля в процессе над всемирно известным писателем, любящим порой разыграть из себя светского человека. «Я мог бы вооружить их в этом отношении и более хлестким материалом, — гневно заявляет он в ответ на нападки со стороны СМИ и политических партий, — ибо написал множество статей о резиновых шинах, автомобилях, байдарках, моторах и черт знает еще о чем просто потому, что на что-то надо было жить». К тому же озлобленность критиков мешала им видеть, что журналист доказывает свою профпригодность еще и тем, что настраивается на ту газету и тот журнал, для которых он пишет. Проза и стихи шли в журнал «Югенд», размышления о коктейлях — в «Штёртебекер». Ремарк обретает в своем ремесле все большую уверенность, потому что знает, кому и что он может предложить.
«Гэм»
В Ганновере Ремарк пишет второй роман. При его жизни это произведение не публиковалось, сам писатель о нем никогда не высказывался. Рукопись была обнаружена в архиве Ремарка, что само по себе примечательно: в отличие от многих заметок литературного и личного характера, а также значительной части корреспонденции, он ее не уничтожил.
Ремарк писал «Гэм» на обратной стороне гранок своего журнала, что позволило Томасу Шнайдеру датировать роман периодом весна 1923-го — лето 1924 года. На время написания «Гэм» указывает и небольшой рассказ Ремарка, опубликованный в журнале «Югенд». Гроза в нем бушует так, словно копирует тропический ливень в романе. Хотя порядок действий автора мог быть и прямо противоположным.
Почему нам так важно знать, когда был написан роман? Потому что «Гэм» как единственная крупная вещь в прозе, созданная в ганноверские годы, показывает, к какому броску в своем творчестве готовится Ремарк. Художественными достоинствами «Гэм» не отличается, в биографии же Эриха Марии это чуть ли не веха. Ремарк прозревает тематику и нащупывает свой стиль. Главная героиня рождена пеной «ревущих и золотых» 1920-х годов. Места действия экзотичны и рассеяны по всему миру. Герои романа сражаются, любят, ищут смысл своего существования в Каире и Париже, в Коломбо и Сингапуре, на аннамских берегах и в Гонконге. Уже в «Гэм» — как и позднее во всех больших романах Ремарка — они задаются «вечными» вопросами, пытаются разгадать загадки, задаваемые нам жизнью, любовью, смертью... Уже в «Гэм» тон повествования меланхоличен, экстатические приливы счастья сменяются смутным ощущением катастрофичности земного бытия. Однако повествуется обо всем об этом уже иным языком; с ним мы уже знакомы по двум-трем зарисовкам той поры. Рассказывая о странствиях и приключениях Гэм, автор не углубляется в психологию своей героини, зато не скупится на краски в размашистом описании ландшафтов, пускается в пространные размышления о смыслах жизни, с упоением живописует детали быта восточных народов.
Напрасно читатель будет
